— А кто такой Старик?

— Так мы называем Эдвина Броутона. Броутон — главное лицо в нашем театре: его основатель, директор, постановщик и актер. Это очень талантливый человек, — рассказывал Джекки, все больше увлекаясь. — Конечно, работать нелегко, многое приходится терпеть. Но в общем мы живем дружно! В таком театре, как наш, нельзя работать, если не живешь дружно.

Джекки снова потер подбородок.

— Сегодняшний человек боится одиночества, — сказал он задумчиво. — Он стремится быть вместе с другими, стремится к людям. Говорят, что это результат каких-то экономических законов. Но, знаете, мне трудно об этом судить! — Джекки развел руками. — Я политикой не интересуюсь!

— А все-таки разбирается, что надо быть в коллективе… — пробормотала Наташа. — Еще немного, и, может, совсем хорошо разберется…

— А что собою представляют остальные актеры вашего театра? — спросила Милада.

— Как вам сказать… Среди них есть парни, побывавшие на войне, есть и люди старшего поколения. Но в общем они такие же, как многие сейчас: беспокойные, лишенные душевного равновесия ребята. Честно говоря, никто из них не знает, где он устроится, если театр закроют. Не знаю этого и я. Но пока мы работаем и любим наш театр. Это уже очень много.

Милада поискала глазами Иржинку.

Та стояла, полуоткрыв коралловый рот, и не отрывала взгляда от Джекки. Из, глаз девушки вдруг глянула юная, печальная женщина, предчувствующая неизбежность разлуки.

«Боже мой, ей, слабой девочке, уже хочется защитить этого долговязого верзилу! — подумала Милада. — Хочется помочь ему, стоять с ним рядом, если ему будет худо…»

Наступило молчание.

— Послушайте, друзья! — сказала Милада. — А что, если нам посидеть где-нибудь вместе? Внизу у дороги есть добрый ресторанчик. Я угощу вас чешскими кнедликами…

Через несколько минут они входили в прохладный подвальчик с низкими дубовыми скамьями и коваными фонарями на крюках, вбитых в толстые стены.

— Видите, как здесь хорошо! — сказала Милада, обмахиваясь веером. Ей было жарко, и она стягивала на ходу жакет. — Иржинка, не пей холодной воды, у тебя будет ангина. Наташа, садись у окошка и расстегни ремешки на туфлях, ты устала. Джекки, вы ели когда-нибудь кнедлики?

Милада уже была в своей стихии: вокруг нее собрались люди, о которых она могла позаботиться.

— То соу соудружки з Советскего Свазу! — сказала она толстому официанту, накрывающему стол. — Да, да, это товарищи из Советского Союза! А этот молодой человек приехал из Соединенных Штатов. Он еще не пробовал наших кнедликов, можете представить!

Толстый официант, легко двигаясь между столиками, внес блюдо. В кнедликах здесь знали толк: они были пушистые, сочные, с золотистой подливкой и кусочками розовой, поджаренной свинины.

— Пльзенского пива! — победоносно сказала Милада. — Иржинка, как здоровье твоего отца? Ну, слава богу!.. Джекки, три кнедлика — это порция для ребенка. С четырех только и начинается еда…

Опершись подбородком на руки, она сидела, оглядывая стол.

«Дети! — думала она, глядя на своих спутников. — Взрослые дети, пережившие войну…»