– О боже, в дурку забирают только опасных для общества! – вмешалась Софья. – Хотя пару-тройку уколов, которые превращают человека в овощ, думаю, он бы тебе все же прописал.

Она бросила на меня извиняющийся взгляд.

Что ж, спасибо, поддержала.

Но я и сама понимала, что происходящее со мной – не из разряда нормальных вещей. Мой мозг играл со мной в жестокие игры.

– Ладно, не обижайся, – улыбнулась сестра. – Мама и по поводу меня с ним однажды разговаривала.

– А ты-то тут при чем?

– Это же мама. Она всем всегда недовольна.

– Например?

– Тем, что я могу быть грубой. Что огрызаюсь. Что выгляжу не так, как хотелось бы ей.

– Кстати… – кашлянула я. – Давно хотела спросить…

– Валяй, – усмехнулась Софья.

– Твой… э… стиль.

– Что с ним?

– Все черное: губы, глаза, волосы, одежда. Это что вообще? Вы… – Я оглядела их с Ромычем. – Вы готы? Панки? Фанаты тяжелого рока? Кто?

Ромыч закашлялся, а Софья взглянула на меня, как на слабоумную.

– Я черная мамба, – скрипучим голосом ответила она и зашипела.

Я уставилась на нее непонимающе, и сестра рассмеялась.

– Просто не хочу, чтобы меня трогали, – сказала она. Ее лицо в этот момент выглядело серьезным и немного печальным. – Не хочу, чтобы со мной заговаривали, чтобы пытались общаться. Это что-то вроде защиты.

– Вместо таблички «Отвали», – пояснил ее парень.

– Вот как, – понимающе кивнула я.

Хотя ни черта не поняла.

Оказывается, в то время как я пыталась понравиться всем вокруг, моя сестра делала все возможное, чтобы с ней этого не произошло. А причина была все та же: мы всегда и везде были новенькими, каждые два года нам приходилось осваиваться в новом месте, каждые два года мы вынуждены были переживать этот колоссальный стресс. И каждая из нас справлялась с этим по-своему.

Мы молчали до самого озера.

Когда дорога стала спускаться вниз, Рома остановил автомобиль у обочины и вытащил коляску. Софья помогла ему расправить сиденье и подала мне руку, чтобы я пересела в кресло.

– Куда эти штуки? – потряс в воздухе подножками парень.

– Вставляй в пазы, – показала я, – и поворачивай до щелчка.

– Круто, – похвалил он сам себя, справившись. – И тебе так приходится делать каждый раз, когда ты куда-то выходишь?

– Да. Но я делаю это редко.

– Не завидую. – Он почесал затылок. – И как давно у тебя такая беда?

– Рома, – прорычала Софья.

– Че?

Мне даже не нужно было подсчитывать в уме, чтобы ответить:

– Полтора года.

Парень присвистнул.

Сестра толкнула его локтем в бок.

– Нельзя уже и спросить? – шикнул он на нее.

Я покатила вниз по склону к воде.

Над головой мрачно поскрипывали сосны. Когда сильно разыгрывался ветер, казалось, что в лесу открывается и захлопывается сразу тысяча старых скрипучих деревянных дверей. Обычно я ловила себя на мысли, что это зловеще, но Оливии нравилось. Природа всегда казалась ей милее цивилизации, и, наверное, способность чувствовать, понимать и слышать лес, ветер и озера и делала ее более чувствительной и открытой миру. Такое дано не всем.

– Лучше помоги, – с укором сказала сестра.

И руки Ромыча поймали коляску как раз за секунду до того, как она, покатившись с невероятной скоростью, чуть не налетела на гладкие, выступавшие из-под земли корни деревьев.