– Два бесплатных сеанса. Для галочки.

Я повернулась, и Софья понимающе кивнула. Без обилия косметики ее лицо выглядело совсем юным.

– В любом случае его секретарь сообщила, что он в отпуске.

– А. Ясно.

Значит, никто не приедет, не скрутит меня и не увезет в психлечебницу.

– Ты пропускаешь подготовку к экзаменам? – спросила я, вытирая влагу под глазами дрожащими пальцами.

– Мама разрешила.

– Почему?

– Из-за тебя.

– Из-за меня?

Софья потрепала Дрисса за загривок и выпрямилась.

– Похороны. Всем тяжело. – Она пожала плечами. – И все такое.

Похороны. От этого слова будто веяло могильным холодом.

– Похороны? – переспросила я.

Мне все еще хотелось, чтобы это оказалось неправдой.

– Д-да, – напряглась сестра. Она подняла руку и начертила в воздухе указательным пальцем круг возле своего лба. – Ты из-за этой синей штуки ничего не помнишь?

– Не знаю, – призналась я. Наклонилась, достала из ящика тумбочки зеркальце и посмотрела в свое отражение. – Ничего себе…

Шишка выглядела препаршиво.

– Да, мощно, – поморщилась сестра. – Если бы он был посередине, то я до конца жизни дразнила бы тебя единорогом.

Я печально улыбнулась.

– Давай помогу тебе одеться, – примирительно сказала она.

Встала, вынула из комода штаны, толстовку и протянула мне.

– Спасибо.

Честно говоря, Софьи даже не было в списке тех, от кого я ожидала помощи в трудной ситуации.

– Ладно, зайду позже, – сказала сестра, отворачиваясь, чтобы не смущать меня.

И вышла.

А Дрисс так и остался сидеть возле моих ног.

Переодеваться, когда за мной никто не наблюдает, всегда было проще. Надевать штаны на обездвиженные ноги – такое себе удовольствие. Нужно очень постараться, чтобы сыграть подобное при посторонних. А уж когда я действительно была парализованной – это было настоящей пыткой. Во время переодеваний я потела не хуже, чем в спортзале или на физиотерапии.

– Ты успокоилась? Все хорошо? – заглянула ко мне мама.

Я кивнула.

– Отлично. – Она вкатила в комнату инвалидное кресло. – Тогда давай позавтракаем.

– Что там с доктором Литвиненко? – поинтересовалась я.

Маме стало неловко.

– Сейчас он в отпуске. – Она потерла ладони одна о другую. – Но мне удалось ему дозвониться.

– И что он сказал?

Мать сглотнула и сделала попытку улыбнуться.

– Что подобные состояния не редки для тех, кто переживает сильнейший стресс. Отрицание – одна из стадий переживания горя.

– Надо же.

Она бросила на меня виноватый взгляд.

– Но он посоветовал препарат, который поможет тебе выспаться. Нужно только заехать сегодня в клинику за рецептом.

– А что он думает по поводу того, что ты отняла у меня коляску? – дрожащим голосом спросила я.

И, придвинув кресло ближе, с трудом в него уселась.

– Прости, – пробормотала мама, придерживая ручки коляски. – Мне стыдно, что я поступила так.

– Угу.

– Просто ты напугала меня своими словами.

– Я давно уже поняла, что тебе больше нравится послушная и молчаливая Анна.

Вращая колеса, чтобы развернуть кресло, я бросила на нее разочарованный взгляд.

– Я понимаю. Тебе сейчас тяжело, – как мантру повторила мама. – И ты вправе сердиться на меня…

– Я могу сходить в дом Ярвиненов?