– Здесь есть что-то еще. Ты чего-то недоговариваешь. Я всегда это знала. Но думала, что со временем… Я думала, что могу доверять тебе, – прошептала я.
– Това, – его тон смягчился, – послушай меня.
– Нет, – снова воскликнула я, и на этот раз мой голос прозвучал гораздо увереннее.
В его глазах промелькнул опасный огонек, словно высеченный огнивом.
– С того дня, как я нашел тебя в той наполовину обгоревшей лодке, я только и делал, что заботился о тебе. Твой народ…
– Что? – хрипло произнесла я, теряя слова, которые унесла буря, внезапно разразившаяся в моей душе. Я вскочила, нащупывая на груди мешочек с рунами. – Что ты сказал?
– Я сказал, что только и делал, что…
– Ты сказал про обгоревшую лодку.
– Что? Нет, я… – Он заикался, путаясь в словах и пытаясь сбить меня с толку.
Но было уже поздно.
– Ты никогда не рассказывал, что та лодка наполовину сгорела.
– Я сто раз рассказывал тебе про лодку.
– Ты только что сказал, что нашел меня в обгоревшей лодке. Раньше ты об этом не говорил.
– И что с того? – он отмахнулся от меня. – Твой народ отрекся от тебя, Това. Они избавились от тебя.
Но теперь его слова не казались мне единственным правильным ответом, хотя я тысячу раз повторяла их сама себе. Я закрыла глаза и снова увидела перед собой воду. Серебристую струйку пузырьков. Нитка бус, вспыхивающая на солнце.
И это казалось настоящим.
Я вытянула перед собой руки, опустив ладони вниз, глядя на отпечатавшиеся на коже символы.
Тысячелистник и белена. Жизнь и смерть.
Я закрыла глаза, и по щеке скатилась горячая слезинка. Если лодку подожгли, значит, это не было ритуальным жертвоприношением. Это была погребальная лодка. Да, так все и было. И племя Кирр не изгоняло меня. И не приносило в жертву богине Надр.
– Я не жертва, – произнесла я вслух, и мои слова прозвучали, словно заклинание.
Стиснув зубы, Джоррунд сухо произнес:
– О чем это ты?
– Это ведь была погребальная лодка, правда?
– Лодка не сгорела, Това. Я просто ошибся. Я сам сжег ее. Разве ты не помнишь?
Я действительно помнила яркое пламя на берегу. Но я хорошо знала лицо Джоррунда. Каждую морщинку. Все оттенки его настроения. Он был единственным человеком, который осмеливался открыто смотреть мне в лицо до того дня, как я встретила Халварда на поляне. И теперь я отчетливо видела, что он лжет. На моих губах промелькнула горестная улыбка.
Я направилась к выходу из шатра, но он преградил мне дорогу и поднял руки перед собой.
– Прости. Прошу тебя, мы должны…
– Прочь с дороги, – тихо произнесла я, посмотрев ему прямо в глаза.
– Това…
Я обошла его, выйдя из шатра, и Гюнтер поднял голову, увидев, что я направилась в лес. Джоррунд позвал меня, его голос разнесся по лагерю, и, услышав звук шагов, я оглянулась, увидев темные силуэты, приближавшиеся ко мне. Подобрав подол юбки, я прижала его к груди и бросилась в чащу. Прерывистое дыхание вылетало изо рта белыми облачками, клубившимися передо мной, я изо всех сил старалась разглядеть вокруг хоть что-то, но было слишком темно. Очертания деревьев двигались в тумане, и мне казалось, что я мечусь по кругу. Лес стремительно вращался, и в конце концов я с размаху врезалась в ствол дерева, порвав рукав рубашки о его грубую кору. Я ринулась дальше, не оглядываясь, вновь услышав голоса за спиной. Лагерь сверкал кострами вдали, и я побежала прочь от него, но внезапно кто-то резко дернул меня назад, и я полетела на землю.