Потом я пригласила Лиду к себе в Москву. Мы поехали с ней в Крым, в Дом творчества художников. И провели там на море две недели. Очень хорошо отдыхали. Она осталась довольна.
А однажды мне позвонил один человек и сказал: «Ирина Александровна, Лидия ушла». А я незадолго до этого была во Франции. «Как?! Я же ее недавно видела!» А он отвечает, что она с собой покончила. Это был настоящий удар. И я долго думала: как такое могло случиться? Позже, перебирая в мыслях наши встречи, я поняла, что она готовилась, но догадаться тогда, когда мы общались, просто невозможно было.
А навел меня на мысль о том, что Лидия давно решила уйти из жизни, следующий случай. Я ей когда-то подарила очень красивый костюм. Синий, из джерси. Он ей очень шел. Как-то я к ней приехала, смотрю, а мой подарок висит ненадеванный. Я ей говорю: «Лидия, вам что, не нравится костюм? Он же вам очень идет». Она отвечает: «Нет-нет, Ирина Александровна, ну что вы, я его не буду носить. Лучше кому-нибудь подарю». Что на это ответишь? Я и сказала: «Ну, пожалуйста, дарите. Мне жалко, но дарите». В какой-то момент — я на это внимания не обратила — она стала настойчиво раздаривать всем свои вещи. Теперь я понимаю, что она тогда уже все задумала. Давно-давно. А почему? Сложный вопрос.
Я очень хотела, чтобы она в Москву переехала. Ее здесь многие любили. Любили по-настоящему. Круг общения был даже больше, чем в Париже. Она там, если честно, не очень-то с французами дружила. Я ей даже подыскала квартиру: не очень далеко от меня, на Вернадского. Я на Ленинском проспекте, а ей — на Вернадского. Узнала, что там квартира продается, пришла, посмотрела. Очень милая квартира, ничуть не хуже, чем у нее в Париже на Пор-Рояль. Она тогда была в Москве, и я ей сказала: «Лидия, есть квартира, просто специально для вас созданная. Поехали, посмотрим». А она мне без всякого интереса: «Как-нибудь поедем». — «Так ее продадут!..» А она молчит. Все как-то уклонялась от этой поездки. Куда денешься: характер!
Как-то в Париже пришла я одна на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. А там могила Лёли — ее двоюродной сестры. И увидела, что на памятнике написано: «Делекторская Лидия Николаевна». Я сразу ей позвонила и говорю: «Лидия, это что за сон такой? Я тут нашла ваше имя!»
«Это чтобы ни у кого не было проблем. Только отвезут и похоронят».
Вот такая особая гордость. Не хотела никому жизнь усложнять. Все время повторяла: «Я не хочу быть никому в тягость. Вдруг слягу. И что — меня будут из чашечки поить»?
Она никогда не говорила, что покончит с собой, что уйдет из жизни. Она всегда говорила: «Я не хочу так жить».
Да, Лидия мне была как родная. Поэтому для меня ее смерть стала огромной болью. Но я ее вообще-то понимаю. Она ушла потому, что ослабела, потому что не хотела ни для кого быть обузой, проблемой. Но что интересно: Лидию похоронили не в Париже. Приехали какие-то дальние родственники из Петербурга и перевезли ее туда. И лежит теперь Лидия где-то под Ленинградом…
Ох, как я сейчас жалею, что мало ее расспрашивала. Но она неохотно рассказывала. Не любила выставлять свою жизнь с Матиссом на публику. А на фотографиях, где она с ним, по лицу Матисса видно, что он ее любит. Да, он очень ценил и любил ее. У нее сохранились очень нежные записки, которые он ей оставлял. Она как-то их мне показывала.