И тут мама на огромном блюде принесла беляши.
Славик встрепенулся и даже изобразил на лице улыбку, дядя Юра аккуратно разложил на коленях салфетку, тетя Галя вздохнула и поправила лифчик.
Мама положила будущему зятю два огромных беляша и села напротив — смотреть, как он ест.
Будущий зять взял вилку, нож и начал резать беляш.
Мама к тому времени с чистой совестью убрала недопитую бутылку вина и сидела, грея в руках рюмку с коньяком.
— Что ж ты делаешь? — ахнула она, поставив бокал так, что чуть не расплескала коньяк.
— Что? — испуганно дернулся будущий зять.
— Кто ж так ест? Это ж беляшек! Бери руками! — велела мама.
Будущий зять даже кусок колбасы руками не брал, только приборами, а тут — беляш. Он из тех, кто никогда не пьет молоко из пакета, воду из бутылки, и НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не засунет свою чайную ложку в сахарницу.
Я же люблю пить молоко из пакета (очень вкусно), воду из бутылки (всегда обливаюсь) и вечно забываю положить в сахарницу специальную ложечку (кошмар).
Да, собственно, до того, как накормила будущего мужа ризотто и привела к маме в гости, я буквально за один вечер умудрилась проделать все три действия на его глазах, поэтому фраза «мы разные в быту» была понятна. И до ризотто я честно полгода училась пить из стаканов, а чай без сахара, чтобы случайно не забыть про ложечку.
Так вот мама предложила будущему зятю взять еду РУКАМИ.
Будущий зять сидел, глядя на беляш с нескрываемым ужасом. И тут случилось страшное — мама, заметив его нерешительность, подошла к нему, схватила руками беляш и засунула ему в рот.
— Кушай, кушай, дарагой, — сказала она с кавказским акцентом, который проявляется у нее и у меня в минуты особого волнения. Она вдавила беляш поглубже ему в рот, объяснив: — Так сок не вытечет. — И радостно спросила: — Вкусно?
Будущий зять пытался вдохнуть или выдохнуть. Он закашлялся, на глазах выступили слезы.
— Горячий, что ли? — удивилась мама, хлопая будущего зятя по спине. — Давай подую.
Мама вытащила остатки беляша у него изо рта и начала усиленно дуть, слегка брызгая слюной.
— Вот, теперь тепленький, — сказала она, опять запихивая беляш в рот обезумевшему будущему зятю, который только успевал проглатывать, не жуя.
— Мама, — уже не прокричала, а простонала я, мысленно прощаясь с замужеством еще минимум на полгода, а то и навсегда.
— Что — «мама»? Что я не так сделала? Зато он теперь не голодный!
И как я должна была ей объяснить? По пунктам?
Во-первых, нельзя было говорить слово «кушать», только «есть». Во-вторых, придется объяснять, откуда у нее и у меня кавказский акцент, в-третьих, будущий муж не ел даже из своих рук, а из чужих — тем более, а от обрызганного слюной беляша мог и в обморок хлопнуться.
— Какие мы нежные… — проговорила тетя Галя.
— Ладно, пусть ест, как хочет, — обиделась мама.
— А я бы из твоих рук, Ольгуша, даже яд принял, — сказал дядя Юра.
— Можно мне еще один беляш? — спросил Славик.
— Я вас всех ненавижу! — закричала я. — Вы мне жизнь сломали! Я с вами замуж никогда не выйду!
— Ну и дура, — отозвалась мама.
— Да уж давно пора, еще пару лет — и все, никому не нужна будешь, — припечатала тетя Галя.