Народ начал издавать радостные крики. У людей на глазах творилось чудо: старый князь обернулся собой-молодым. Все знали, что род Витимеровичей под угрозой, и вот продолжатель и прямой наследник его вернулся, как из-под земли выскочил! Да еще таким молодцом!
– Что, и невесту привезла? – Бранемер бросил взгляд на белую фигуру в санях. Даже попытался пошутить: – Хороша ли?
– Хороша! – выразительно заверила Лютава, приподняв брови и имея в виду: ты сам точно такую же выбрал. – Хочешь глянуть?
– Так… не по чину – до свадьбы… Вот завтра бы… – начал он и осекся.
Потому что завтра он намеревался играть совсем другую свадьбу: свою с Унеладой. А теперь место жениха, разумеется, займет его сын, да и невеста будет другая.
А Унелада… Что с ней теперь делать? Он даже не мог сразу сообразить, рад ли этим переменам – хотя как было не радоваться возвращению единственного сына. Но Бранемер уже так привык к мысли, что жених здесь он… Даже взглянул на сына с невольной ревностью, но тут взор его вновь упал на девушку в санях, под белым покрывалом.
Вон там сидит невеста Огнесвета. А Унелада…
Сейчас никто не мог сказать, не осталась ли плененная Лада без жениха. С площадки Хортеслава перенесли на Медвежий двор, в избу Родоведа. Сердце билось, он дышал, но в себя не пришел до самого вечера. Его пытались привести в чувство обычными средствами, однако Соловей, растолкав отроков, глянул и охнул. Словно выбитый ударом секиры, дух Хортеслава умчался так далеко, что даже волхв не мог проследить его путь. И пока все оставалось без перемен.
О судьбе нареченного зятя Лютомеру и Лютаве нужно узнать как можно скорее. Но объявить о поединке Бранемер не мог: язык отказывался шевелиться. Непонятная робость, подавленность сковали его рядом с этими санями, где сидела будущая невестка.
– Сына в дом берите, а невесту к Ладе в подземелье отвезем, – продолжала Лютава, заметив, куда он смотрит.
– Зачем? – удивился Бранемер. – Ведь там… уже есть одна…
Лютава усмехнулась и знаком подозвала его ближе. Встав так, чтобы загородить девушку от людей, она подняла покрывало. И Бранемер отшатнулся. Он увидел лицо уже знакомое: по осени, да и всю эту зиму в воспоминаниях оно внушало ему восхищение и надежду. Теперь же оно стало бледным, мрачным, в туманно-серых глазах под суровыми черными бровями проглядывала смертная жуть. От нее ощутимо веяло холодом, и он вдруг отчетливо понял, что она и привезла с собой эту несвоевременную стужу.
Он едва не спросил: «Что ты с ней сделала?» – как будто Лютава была злой колдуньей, превратившей ласковую весну в лютую зиму. Однако успел сообразить, что извлечь Унеладу из горы едва ли смогла бы даже ее мать. Значит, девушка – другая.
Да полно – другая ли?
– Она дочь моего брата, поэтому они так похожи, – пояснила Лютава, сама зная, что говорит лишь ничтожную часть правды. – Им нужно до завтра побыть вместе.
– Пусть княгиня хоть покормит ее, – предложил Бранемер, безотчетно желая немного задобрить эту юную Марену перед встречей с его драгоценной Ладой. – Для завтрашнего там уже наготовили всякого… А ты и Лютомер со мной пойдемте. Надо вам показать кое-что.