Что на это ответить? Она боялась узнать больше. Но прежде всего ей совершенно не хотелось слышать его голос. Впрочем, это он должен был позвонить, объясниться, но все это вынудило бы их сказать друг другу слишком много всего, и разговор грозил стать ядовитым. Она встала, опираясь на тумбочку, чтобы удержать равновесие, натянула спортивный костюм и направилась в ванную. Небо было безнадежно низким. После полудня уже кое-где зажегся свет, но не у Людовика. Между двумя древесными стволами видны были два окна его маленькой квартирки. Его там не было. Или же он скрывался в тени, чтобы пережевывать свое преступление. Нет, этого не может быть, только из-за жара такое могло прийти ей в голову, она злилась на себя, что не удосужилась записать его телефонный номер. Теперь она находила нелепым это глупое кокетство – не обменяться своими координатами, считать себя выше этого, потому что сейчас ей непременно надо с ним поговорить, чтобы он ее успокоил, сказал ей, что он тут ни при чем. Ужасно думать, что этот мужчина может оказаться причастен к чьей-то смерти, этот мужчина, такой близкий, настолько близкий, который живет вон там, напротив нее, но особенно в ней. Она увидела себя в зеркале – мертвенно-бледную, словно обсыпанную тальком. И не чувствовала себя готовой выйти, ноги едва держали ее, даже тут, в тепле, ее знобило, она уже не соображала, что должна делать. Впрочем, делать было нечего. Тогда она снова легла, погрузилась в свою постель, как погружаются в полное забытье, чтобы все отменилось. Пусть ее, черт возьми, оставят в покое, пусть мир ее не достает, пусть не будет никакого послания, никакой волны, никакого подводного камня в ее сне, больше никаких проблем, она просто хочет спать, хочет позволить нести себя хороводу снов. В сущности, все было бы проще, если бы она поехала с ними в Диснейленд.

Когда Людовик открыл дверь и увидел ее на пороге, он и не подозревал, какое усилие ей пришлось сделать над собой, чтобы прийти сюда, не догадывался, с каким трудом ей удалось пересечь ледяной двор, а потом подняться на последний этаж. Лестничная клетка «С» в противоположность остальным была открыта всем ветрам, окна толком не закрывались, а внизу вообще не было двери, так что зимой тут по-настоящему становилось холодно. На Авроре под пальто, которое она очень туго затянула поясом, был надет спортивный костюм, а на ногах старые кеды «Конверс», которые служили ей домашними тапками. Было очень необычно видеть ее одетой таким образом, и он боялся понять, почему она здесь. Чего он не знал также, когда она бросилась к нему, это до какой степени она была напугана – ей было страшно заговорить с ним, страшно спросить его, что случилось, страшно услышать его ответ. Не говоря ни слова, Людовик прижался лбом к голове Авторы, провел пальцами по ее необычайно изящному затылку и, прижав ее к себе, почувствовал, что у нее жар, что она больна, он, конечно, тоже, но это было не так заметно. Аврора отстранилась от этого мужчины, чтобы молча заглянуть ему прямо в глаза. Людовик догадался, что именно не дает ей покоя, сообразил, какие слова ей никак не удается выдавить из себя, какой вопрос вертится у нее на языке, и понял, что она в курсе. И что да, Кобзам точно мертв, хотя всю эту ночь он убеждал себя, что он, быть может, после этого оклемался, что это был всего лишь приступ дурноты.