Она ничего не ответила, только вздрогнула. Так они простояли несколько минут.
— Мне надо идти, — мягко сказала она. — Завтра рано вставать.
— Пошли ко мне, — Юра был готов на все, лишь бы этот ангел не исчезал. — Пожалуйста. Если тебе рано вставать, я разбужу тебя.
— Нет, не могу.
— Но почему? — у него был такой горестный вид, что Алиса невольно улыбнулась. — Если хочешь, мы будем спать в разных комнатах. Я не позволю себе ничего лишнего…
— Не торопи события, — девушка поцеловала его в губы и быстро скользнула в подъезд. — Я позвоню тебе, — крикнула она на прощание. Дверь захлопнулась, и Юра остался один. Снова один. Он стоял и глядел на захлопнувшуюся дверь с детским недоумением. Ведь все было так замечательно.
«Она ушла. Ушла», — безостановочно долбилась в голове мысль.
Он облизнул губы, чувствуя легкий, божественный вкус губ ангела, и поплелся в ночной магазин за водкой.
Бутылка была почти опустошена. Юра прямо в обуви валялся на кровати, тупо пялясь в экран телевизора. Рядом, в кресле, лежал бедный Кляксич, он все еще находился под наркозом.
«Вот бы уколоться так, чтобы проснуться лет через пятьсот», — промелькнула мысль, и он грустно улыбнулся. Спать не хотелось, пить — тоже. Он стал перебирать в памяти события этого длинного вечера. Когда дело дошло до драки, мозг словно замешкался, и Юра, как ни силился, не мог вспомнить подробностей. Немного болел кулак, и еще Алиса что-то говорила про собаку… Ах да. Ему пришлось перерезать глотку этой суке. Точнее, кобелю. Юноша извлек нож и полюбовался на остро отточенное лезвие. Свет от люстры слепил его, и Юра жмурился от удовольствия. Неожиданно он почувствовал, как под плотной материей джинсов набухает его маленький друг. Эх, была бы сейчас рядом Алиса!
Внезапно возникшая эрекция не проходила, а снять напряжение общеизвестным способом, иными словами, задушить одноглазую змею, Юра брезговал. Одно смущало его. Из памяти не выходило окровавленное, вытянутое от боли лицо этого прыщавого мудака Димы, которому он сломал нос.
Первой мыслью было: «Я что, болен?» Мерзкий голосок, с недавних пор поселившийся у него внутри, где-то под сердцем, злорадно заверещал, что, разумеется, он болен, иначе как объяснить, что он возбуждается от воспоминаний, да еще таких, от которых у нормального человека должны затрястись поджилки и волосы встать дыбом.
Так он и лежал с выпирающим бугорком на джинсах. Затем потянулся к телефону, набрал номер Ивы.
— Это я. Привет, — раздельно проговорил он, так как уже понимал, что его речь становится несвязной. — Ты где?
Во всяком случае, пусть это лучше будет Ива. Уж она-то точно поможет ему снять напряжение.
В трубке что-то гремело и шумело, и он с трудом различал голос Ивы среди этой какофонии. Наконец узнав адрес ночного клуба, он сказал, что сейчас приедет. Наскоро принял ледяной душ, после чего выпил чашку крепкого кофе. Захватив ключи от машины, он погладил бесчувственного Кляксича и вышел.
18
Он плохо помнил, как приехал в клуб и припарковал машину. Ива ждала его внизу — она курила. На ней было сногсшибательное черное платье со стразами, мерцающими в темноте, как звезды на безоблачном небе, и колготки в вызывающе крупную клетку.