– Пожалуйста, – из горла вырывается хрип, и я вряд ли осознаю, о чем умоляю.

– Ты вернешься, когда я позову. Ты обещала. Время пришло.

Боже, он говорит это вслух. Тягучим низким голосом, от которого мурашки бегут по коже, подгибаются пальцы на ногах, леденеют ладони, останавливается сердце и наливается тяжелым напряжением низ живота. Мне кажется, я обезумела, сплю наяву или умерла и брежу. Максимально отклонившись вперед, опускаю голову, чтобы вцепиться зубами в удерживающие каменные мышцы и… меня отпускает.

Волна всеобъемлющего облегчения разливается по телу.

Я не сошла с ума. Не свихнулась.

На крупной мужской кисти намотан белый платок. Вчера в библиотеке я всадила карандаш в ладонь именно этому мужчине. И его имя Оливер Кейн.

Оливер Кейн.

Сукин сын. Гениальная актерская игра или безумие. Я еще не определилась, но чуть было не повелась.

– Когда боль невыносима, у нас есть только два способа справиться с ней, – от его шепота прямо в ухо моя кожа разогревается до температуры извергающейся магмы. – Бороться и выжить или сдаться и умереть. Помнишь, какой выбрала ты, Шерри?

Он внезапно отступает назад, освобождая мое сознание и тело от своего разрушающего воздействия. Жар сменяется ледяным ознобом, в голове вновь хаос разрозненных мыслей, но инстинкты срабатывают быстрее затуманенного мозга. Схватив один из заточенных карандашей, я зажимаю его в кулаке и, вскочив на ноги, быстро оборачиваюсь.

– Ты чокнутый, Кейн, абсолютно больной, – угрожающе замахиваюсь, давая понять, что настроена более чем серьезно. Не так давно я раздумывала, что ключ отлично бы смотрелся в синем красивом глазу Оливера. Правом или левом. Не имеет значения. А теперь я считаю, что будет справедливо заменить ключ любимым инструментом Кейна. Жирная кровавая клякса. Идеальный финал для его рукописи. Мировая известность и успех гарантированы.

Прислонившись спиной к стене, Оливер рассматривает меня с холодным любопытством. Ни один мускул не дергается на его лице. Невозмутимый, словно глыба арктического льда. Грудная клетка равномерно поднимается, линия губ расслаблена, пронизывающий взгляд темнеет из-под длинных ресниц, руки в карманах джинсов.

– Бороться и выжить, – вздернув подбородок, твердо озвучиваю я. – Это мой выбор. Тогда и сейчас.

– Нет, – едва заметны кивок головы и бескомпромиссная уверенность. Я недоверчиво вскидываю бровь, смело шагнув в его сторону.

– Нет? – карандаш в кулаке, как ни странно, придает мне уверенности. Как опытный втыкатель острозаточенной канцелярии в обнаглевших богатых ублюдков, я точно знаю, как бить правильно. Внезапно и решительно. – Я жива, а это прямое подтверждение моим словам.

– Ты выбрала третий способ, Шерри.

– Ты упоминал только два, – напоминаю, облизав пересохшие губы. Оливер согласно кивает.

– Все правильно, – парень не спорит, но уже следующая его фраза вызывает у меня волну беспричинного истеричного хохота. – Третий мы придумали вместе.

Я смеюсь, как полоумная, до колик в животе и боли под ребрами, до выступивших слез и нервной икоты. Не могу остановиться, задыхаюсь, кашляю, давлюсь собственными слюнями, из носа и глаз течет, и это уже ни грамма не смешно, а по-настоящему больно.