Хотя эта гипотеза и казалась Сакс вполне разумной, вряд ли Нэнс Лорел желала бы ее услышать.
«То есть нельзя оставаться беспристрастной…»
Повернувшись, Сакс направилась обратно к лимузину. Упав на переднее сиденье, она потянулась, поморщившись от боли в суставах, и вонзила ноготь в подушечку пальца.
«Хватит», — сказала она себе и вытерла выступившую кровь о черные джинсы.
— Куда потом?
— Я повез их обратно в отель, — ответил Фарада. — Женщина вышла вместе с ним, но они разошлись в разные стороны. Он вошел внутрь, а она направилась на восток.
— Они обнялись?
— Не совсем. Просто потерлись щеками, и все. Он заплатил мне хорошие чаевые, хотя они уже включены в счет.
— Ладно, поехали назад в Куинс.
Водитель включил передачу и двинулся на восток в плотном вечернем потоке машин. Было около семи вечера.
— У вас не возникло ощущения, что за ним следят? — спросила Амелия у Фарады. — Он не беспокоился, не вел себя так, будто что-то подозревал или чего-то опасался?
— Гм… могу сказать, что он вел себя осторожно, часто оглядывался по сторонам. Но каких-то конкретных опасений не проявлял. Не говорил ничего вроде: «Та красная машина меня преследует». Просто старался не упускать ничего из виду. По крайней мере, так я понял. Обычное дело для бизнесменов. Думаю, в наше время иначе они просто не могут.
Сакс находилась в расстроенных чувствах. Она не узнала ничего существенного о пребывании Морено в Нью-Йорке, к тому же вопросов теперь стало больше, чем ответов. И тем не менее она не могла избавиться от ощущения, что нужно спешить. Мысли ее занимал ордер на спецзадание, в котором очередной жертвой числился Рашид.
«Нам известно, что НРОС намерена убрать его до пятницы. И кто тогда станет сопутствующими потерями? Его жена и дети? Какой-нибудь прохожий?..»
Они ехали через Вильямсбургский мост, когда зазвонил ее телефон.
— Привет, Фред.
— Привет, Амелия. Слушай, я тут выяснил пару вещей. Велел нашим людям просмотреть данные электронной разведки по Венесуэле, и они выдернули запись голоса Морено примерно месячной давности. Может оказаться важным. Он говорил: «Да, двадцать четвертого мая, верно… ухожу в заоблачную высь. Буду жить как в раю».
До двадцать четвертого оставалось меньше двух недель. Означало ли это, что он планировал некий теракт, а потом собирался исчезнуть, подобно бен Ладену?
— Есть мысли на этот счет? — спросила Сакс.
— Нет, но мы все еще проверяем.
Она передала агенту слова Фарады о том, что для Морено эта поездка в Нью-Йорк была последней, и о его загадочной встрече в окрестностях мемориала жертвам теракта одиннадцатого сентября.
— Да, все сходится, — сказал Деллрей. — У него вполне могла быть какая-нибудь гадость на уме, и он собирался залечь на дно. Вполне разумно — особенно после того, как ты услышишь от меня кое-что еще.
— Выкладывай. — Сакс положила на колени блокнот, занеся над ним ручку.
— Еще одна перехваченная запись голоса, — сообщил агент. — За десять дней до его смерти. Морено говорил: «Насчет того хлоп-сюрприза — есть на примете кто-нибудь, кто мог бы помочь его подготовить?»