Я никогда ничего не хотел кому-нибудь внушить, я просто говорил.

Не вопрошал: «Вы меня слышите?» Мне это неинтересно, не хочу ничего объяснять. Я так живу, и в кино так живу.

Никогда не был диссидентом, потому что я вообще не люблю объединений вокруг «нет», это разрушительно. Люблю объединения вокруг «да».

Никогда не буду снимать кино о том, чего я не люблю. Я буду снимать кино о том, что люблю. А вот чего я не люблю, зритель должен понять, увидев и почувствовав, что я люблю.

Есть и такой закон: если тебе самому интересно о чем-то думать, писать или снимать – только в этом случае это может быть интересно и другим.

Нужна живая энергетическая связь с людьми, о которых ты говоришь. Это первое. И второе – сострадание к человеку.

Вот говорят: Михалков против нового кино. Это заблуждение. Я снимал артхаусные ленты «Без свидетелей», «Пять вечеров», «Урга»… И я никогда не был против артхауса, но я хочу, чтобы режиссер, уж коли он рассказывает нам о мерзости и грязи, сострадал, сопереживал тому, как ужасно живут люди, помогал им душой, любил бы этих людей.

Один мудрый человек сказал: жестокая правда без любви есть ложь. Это абсолютная истина.

Я не люблю кинопробы и как актер, и как режиссер.

Если тебя вызывают на пробы, а вместе с тобой пробуются совершенно противоположные тебе по фактуре и характеру люди, это означает, что режиссер не понимает и не чувствует, чего он хочет.

Как-то я пробовался на одну роль и узнал, что на нее пробовались еще Вицин и Брондуков. Едва я об этом узнал, сразу же отказался от роли. Не потому, что мне было унизительно в этой компании пробоваться. Когда я представлял себе, как ту роль, на которую я пробовался, сыграют Вицин или Брондуков, я понимал: вполне возможно, что и это будет очень хорошо. Но это означало для меня то, что режиссер совершенно не чувствует и не понимает, чего он в итоге хочет.

Это ужасный метод режиссуры. Когда актеры играют в силу своих возможностей и своей фактуры «нечто внезапное» для зрителя, что режиссер потом выдаст за оригинальную концепцию своего видения. Хотя видения у него как раз нет никакого.

Процесс кинопроб нужно тратить на разминку роли, на репетиции. Свести партнеров, поговорить, попробовать грим. Артист, знающий, что он утвержден, по-другому себя чувствует. В этом случае он не защищается, ведь у каждого ранимого, чувствительного человека есть своя система обороны. Для того чтобы разрушить эту систему, нужно время.

Для меня же кинопроба необходима только как эскиз, который я хочу предварительно сделать с тем или иным актером.

Я не берусь за картину, даже за проработку сценария, если не знаю, каких конкретно актеров хочу там снимать. Для меня сценарий – это только повод для картины.

Мерил Стрип подписывает каждую страницу сценария, и если ее партнеру захотелось вместо слова «здравствуй» сказать «привет», то администратор вынужден звонить продюсеру и согласовать подобный нонсенс с Мерил. Для режиссера зачастую это просто катастрофа.

Конечно, я утрирую ситуацию. Но Мерил Стрип чрезвычайно скрупулезно, дотошно и серьезно относится к тексту. Для меня же, повторю, сценарий – это повод. При этом я, конечно, не считаю, что актер имеет право на импровизацию только потому, что он не помнит текст или вообще только что его получил, потому что приехал с других съемок. А как раз напротив, потому что он готов блестяще.