В полк кубанских черкесов турки засылали лазутчиков, они пытались подбить всадников на измену, но те остались верными присяге…»

О боевых действиях отряда Василько написал в этот раз совсем скупо, зато о генерале Лазареве говорил восхищенно. Стоян улыбнулся. У Василька чистая душа, он постоянно был чем-то восхищен, искал и находил себе примеры для подражания.

«У нас в Кавказской армии сейчас идет слава о генерале Лазареве. Он, как и Лорис-Меликов и Тергукасов — армянин, Лазарев воюет решительно. Его отряд бьет Рашид-пашу. Когда подступили к важным Орловским и Базарджикским высотам, Лазарев бросил на врага конницу полковника Малемы и Дербентский полк полковника Кавтарадзе. Высоты были взяты, а генерал Лазарев, выйдя в тыл главнокомандующему Мухтар-паше, заставил его с армией ретироваться к Карсу. Между прочим, я забыл тебе сказать, у Мухтар-паши в советниках ходит англичанин Кемпбел.

Недавно Кавказская армия овладела черноморским городом Сухуми. Покидая его, турки злодейски разрушили его строения.

Да, между прочим, не могу не сказать с гордостью: в успешном окружении и взятии Авлиара, кроме грузин и пятигорцев, активное участие принимали и наши эриванцы…

Пишу торопясь, отправляю письмо с оказией, штабс-капитан нашего полка едет во Владикавказ, а мы выступаем на Карс, куда сейчас стягиваются все силы… И прольется кровь российского солдата…

Много ль мы, Стоян, знали о Карсе? Библейское предание, как жили в этом горном краю сыновья Адама и Евы — Каин и Авель, один хлеб растил, другой скот пас. В гневе Каин убил Авеля…

Да из истории, что в X–XI веках здесь находился центр армянского Карского царства…

Бабушка тобой недовольна, считает вертопрахом. А я тебя одобряю и обнимаю…»

Откуда знать солдатам, что за человек появился на перевале. Не военный, однако в шинели и папахе. Ходил не торопко, пуль не опасался, все приглядывал. То там постоял, то в ином месте. Частенько у пикетов задерживался, рисовал что-то.

Иногда появлялся с генералом Столетовым, но чаще с поручиком из ополчения.

И невдомек солдатам, что видели они знаменитого художника Верещагина, чьи картины о Шипке и Плевне вскоре расскажут о мужестве российских воинов.

Поручику Узунову по счастливой случайности не только довелось сопровождать Василия Васильевича, но и жить с ним те несколько дней, что Верещагин провел на Шипке…

Вызвал Стояна генерал Столетов. Зачем, поручик не гадал, может, в Габрово пошлет, может, еще какое задание поручит.

В штабной землянке сначала не заметил постороннего, тот как-то в тени сидел. Генерал представил:

— Наш гость, художник Василий Васильевич Верещагин, приехал к нам после ранения из госпиталя.

Стоян посмотрел с любопытством. Имя известное, картины Верещагина на выставке смотрел с удовольствием. Сказал об этом, Верещагин и Столетов улыбнулись.

— Стоян Андреевич, я предложил Василию Васильевичу разделить со мной кров, но он отказался, зная об отъезде капитана Николова, предлагаю вам приютить Василия Васильевича и при необходимости сопровождать его…

Художник оказался немногословным и неприхотливым. Делал эскизы, не замечая перестрелки, ходил по позициям с этюдниками, всматривался. Верещагин показался Стояну спокойным, даже несколько медлительным. Лишь однажды увидел он художника во гневе, когда тот ужинать отказался.