– Как здесь воняет, – глухо проговорил Дима.

Запах действительно был, причем усиливался по мере того, как они спускались. Тухлый, тошнотворно-сладковатый запах гнили, мертвечины прилипал к коже, пропитывал одежду, вызывал рвотные позывы. Все дышали мелко и часто, пытаясь не пустить в себя этот смрад.

Когда Сомов устроил здесь бойню, приколотив всюду трупы животных, запах тоже был, но все же не настолько густой и омерзительный. Илья осветил стены подвала: никаких тушек зверей и птиц не видно. Но он и без того знал, что источник запаха – вовсе не мертвые животные.

– Надо отодвинуть от стены вон тот шкаф, – проговорила Вася, – за ним должна быть дверца. Там прежде хранили уголь для каминов, но сейчас его нет.

– Сейчас там Сомов-Вриколакос. – Арсений уже шел в нужную сторону. – Димка, давай опять за работу!

Илья не раз видел шкаф, на который показывала Вася, но понятия не имел, что за ним есть дверь. Скользил взглядом, не замечая.

«В сущности, мы не замечаем очень многого. И многое видим не таким, каково оно на самом деле», – пришло ему на ум.

Шкаф был невысокий, скорее, даже не шкаф, а комод. Илья выдвинул один из ящиков, посветил внутрь и увидел стопки бумаг: пожелтевшие от времени счета, квитанции, служебные записки.

– Видимо, архив, – сказал Арсений. – Минувших лет свидетели немые.

Похоже, это была цитата – Илья не узнал автора, но уточнять не стал.

Дима с Арсением отодвинули шкаф от двери, что не потребовало больших усилий. Судя по следам на пыльном полу, делалось это далеко не в первый раз. Возле двери мерзкий запах усилился.

– Как Сомов там замуровывается? – протянул Дима. – Он же внутри.

– Это не самое удивительное, на что он способен, – заметил Арсений.

Дверь была низкая, в половину человеческого роста. Чтобы попасть внутрь, пришлось бы согнуться в три погибели. Замка не было, дверь оказалась просто притворена. Должно быть, Вриколакос чувствовал себя защищенным и не опасался вторжения.

Нужно было открыть дверь, но никто не решался. Вася стояла поодаль, рядом с Димой. Они держались за руки, как перепуганные, потерявшиеся дети. В сущности, они и есть дети. И Арсений тоже совсем мальчишка.

«Я должен это сделать», – подумал Илья, но, когда он потянулся к дверце, Арсений, опередив его, толкнул ее.

Издав скрип, похожий на старческое кряхтение, дверь отворилась, и Илья посветил внутрь. Узкое и тесное помещение было похоже на гроб. Вонь гниющей плоти ударила в нос с такой силой, что Илья с Арсением отшатнулись, прикрывая лица.

Сомов лежал прямо на голом полу, ногами к выходу. На вид – обычный подросток, в джинсах и мятой грязной футболке. Но это было лишь первое впечатление.

Парнишка был мертв, но мертвым не выглядел. Смерть не обезобразила его лица, а, напротив, сделала его прекрасным. Кожа существа была безупречной, сливочно-гладкой, как у младенца, никаких неровностей или прыщей. По щекам разлился румянец: под кожей, казалось, бурлили живительные соки, оно словно светилось изнутри.

Илья почувствовал исходящую от спящего вампира силу: эти импульсы были подобны волнам прилива, они накатывали раз за разом, подступали к самому горлу, парализовывали.