– Пусть тогда Ивар и Скюле пойдут с матерью, а я останусь с вами. Можно, отец? – попросил Гэуте.

Прощаясь, Эрленд поднял на руки Ульвхильд. Русые локоны девочки выбились из-под капюшона, и она была такая хорошенькая, румяная и свежая, что Эрленд расцеловал ее, прежде чем опустить на землю, а потом повернулся и вместе с Гэуте направился к дому.

Теперь, когда у Эрленда было сколько угодно досуга, он постоянно таскал за собой то одного, то другого из сыновей.

…Ульвхильд взяла тетку за руку, прошла рядом с ней несколько шагов, но потом снова вихрем рванулась вперед и вмиг очутилась между Иваром и Скюле. Что говорить, Ульвхильд – красивый ребенок, но своенравный и необузданный. Будь у них дочь, она тоже ходила бы по пятам за Эрлендом…

В Формо они застали в горнице только Симона с сынишкой. Хозяин сидел на почетном месте, средний за столом, любуясь Андресом, Малыш пол зал на коленях по скамье, играя старыми деревянными гвоздями; он старался поставить их стоймя на шляпки на краю столешницы. Увидев, чем занят ее братец, Ульвхильд даже забыла поздороваться с отцом. В одно мгновение она кинулась к скамье рядом с Андресом, схватила его за шиворот и, стукнув лбом об стол, стала кричать, что это гвозди ее и что ей их подарил отец.

Симон встал, чтобы разнять детей, но неловким движением задел маленькое фаянсовое блюдо, стоявшее у его локтя. Оно упало на пол и разлетелось вдребезги.

Арньерд полезла под стол подбирать черепки. Симон взял черепки у дочери и бросил на них сокрушенный взгляд; «Пожалуй, твоя мать разгневается на меня». Красивое, расписанное цветами блюдо из белого фаянса господин Андрес Дарре привез когда-то из Франции. Симон объяснил Кристин, что после смерти отца блюдо досталось Хельге, но она подарила его Рамборг. Обе женщины считали его большой драгоценностью. Услышав в сенях голос жены, Симон поспешно спрятал ос колки за спину.

Войдя в горницу, Рамборг поздоровалась с сестрой и племянниками. Потом сняла плащ с Ульвхильд, и девочка, подбежав к отцу, стала ластиться к нему.

– Какая ты нарядная, Ульвхильд. Нынче будний день, а на тебе серебряный пояс… – Но Симон не мог обнять девочку, потому что руки у него были заняты.

Ульвхильд громко сказала:

–  Я была в Йорюндгорде у тети Кристин, поэтому матушка нарядила меня…

– Да, твоя мать балует и наряжает тебя, как куклу. Ты так хороша, что тебя в пору поставить украшением в нашей церкви, – улыбаясь, сказал Симон.

Из всех работ по дому Рамборг признавала только одну – шить платья для дочери, – Ульвхильд всегда была разряжена как картинка.

– Отчего ты прячешь руки? – спросила мужа Рамборг.

Симон протянул ей черепки:

– Да вот не знаю, что ты на это скажешь… Рамборг взяла черепки.

– Из-за этого нечего стоять с дурацким видом…

Кристин стало неловко. Симон и вправду выглядел очень глупо, пряча осколки за спиной, как нашаливший ребенок. Но, по ее мнению, Рамборг не следовало так разговаривать с мужем.

– Ядумал, станешь сердиться, что твое любимое блюдо разбилось, – сказал муж.

– Ты всегда прикидываешься, будто боишься меня рассердить каким-нибудь пустяком, – возразила Рамборг, Кристин и Симон увидели, что глаза ее полны слез.