Да и привыкла я к Морковочке, так Маришу называл теперь и Глеб. Глеб… 

Иногда, когда я забывалась, мне начинало казаться, что Мариша ему родная. Иначе как настолько сильно можно любить чужого ребенка? Вавилов никогда об этом не говорил, но все было написано у него на лице и читалось по его поступкам. Он окружил Маришку такой заботой и вниманием, что мне иной раз страшно становилось. Ведь она вырастет и полюбит его как папу, и что будет, когда она узнает, что он ее дядя? 

— Да. Столько длительных «командировок», я должна была догадаться, — махнула ладонью Карина, прерывая мои размышления, которые ушли в непонятную сторону. 

Смысл сейчас думать о том, что будет когда-то там? Ведь сейчас у нас с Вавиловым все было действительно хорошо. Мы с ним больше не разговаривали откровенно, но со дня свадьбы жили как самая настоящая семья. Спали в одной спальне, иногда вместе укладывали Маришу — теперь у неё была отдельная детская, — и даже на плановую прививку к терапевту мы ходили вместе. Что странно, Глеб, вообще хотел пойти один, мотивируя это тем, что мне не до того, а все документы все равно у него. 

Если бы я не была в нем настолько уверена, то точно заподозрила бы, что с нашими документами что-то не так. Сильно уж мужчина сверкал на  меня своими невозможными глазами.

— Разве она часто ездила в командировки? — вернулась я к разговору о Карининой маме.

— Какая ты невнимательная, Лесь. Я еще на твоей свадьбе поняла, что у нее с ее начальником какие-то странные отношения, — нахмурившись, произнесла подруга и начала нервно тереть столешницу пальцем. 

— А разве она приходила на свадьбу с кем-то? Я думала, только с Кристиной.

— Правильно. Ее начальник был приглашенным Вавилова, какая-то там крутая шишка. Это мне и не нравится. — Подруга со стоном прикрыла глаза. — Где он — и где мама, — выдохнула девушка и еще злее проговорила: — А она собирается еще и Кристину к нему домой тащить.

— Настолько серьезно? — нахмурилась я, пытаясь вытащить из памяти информацию о частых командировках тети Насти. 

Ничего не помнила. Поморщилась и потерла виски. Иногда я забывала действительно элементарные вещи. Сомнений не было, что это последствия травмы, и вся надежда была на более сильные препараты. Мы даже договорились с Глебом, что нашего сына я прокормлю всего шесть месяцев, после чего начну пить таблетки. Муж настаивал на том, чтобы я начала курс сразу после родов, но я решила, что полгода меньше, полгода больше ничего не решат, а потому не говорила ему о том, что часто из головы вылетают какие-то мелочи. Иначе он поднял бы панику, созвав консилиум лучших врачей.

— Я потому и переживаю. Не понимаю, чем она думает. У Кристины последний год в школе. Ей нужно готовиться к экзаменам и поступлению. А мама ее к старому пердуну в дом. — Подруга подорвалась с места и, тут же выдохнув, начала уже более приглушенно: — Прости, тебе сейчас не до того. 

— Карин, ты забыла, что и твоей маме не двадцать. Сколько этому? Как там его?  — Я захотела встать, чтобы поддержать Каришу, но низ живота начало тянуть, и я осталась на месте, приложив уже обе ладони к тому месту, где болело.