— Комитет и мы — это одно и то же, — заявил, выдвигаясь вперед, молодой токарь Никитин. — А ваша ругань значит, что у вас кишка тонка с нами бороться. Хватит тянуть волынку, Будете отвечать или нет?

— Ты смотри, какой шустрый, — покосился на парня один из помощников. — Тебя небось Зубатов вместе с собой из Москвы привез? Ишь как распоясался…

И Шлихтер понял, почему Немешаев так невозмутим. Он и его окружение думают, что забастовка железнодорожников — это дело рук Зубатова, который прибыл па днях в Киев, Он провоцирует рабочие забастовки, чтобы вырвать у администрации мелкие подачки и потом надолго оторвать тружеников от забастовочного движения, Проигрыш — копейки, выигрыш — социальный мир! О, как ошибся этот полицейский дипломат!

— Ну что ж, — произнес распевно Немешаев. — Уничтожить коптилки и каганцы и заменить их более современным освещением, пожалуй, еще можно… Позволительно и обращение улучшить, не называть на «ты», не кричать «эй, Санька-Ванька» и не совать зуботычины, даже если заслужил… Хотя ваше сословие называть на «вы» по русской традиции не положено… Ну, а кроме этого, вы, господа рабочие, ни на что рассчитывать не можете.

— Да как же так? — послышались крики. Казалось, вот-вот кольцо из людских тел сомкнётся и раздавит кучку администраторов.

— Эх, вы, дубины стоеросовые! — рявкнул заплывший жиром жандармский генерал Новицкий, протискиваясь сквозь толпу и становясь рядом с Немешаевым. — На кого вы… ото самое? На их превосходительство господина Немешаева? Они вас кормят, поят, до ума доводят, а вы такие коники выкидываете? Нехорошо-с!

— Кормим мы сами себя, а поит он — вас! — крикнул мрачный рабочий, и, несмотря на серьезность ситуации, забастовщики засмеялись.

— Господа, — внезапно заговорил громко Немешаев, — я ведь не солнце и не могу обогреть всех. И надо мною начальства ой-ой-ой! — Оп явно желал подделаться под простонародный разговор. — Есть закон, которому и я должен подчиняться. Выше головы не прыгнешь. Войдите и вы в мое положение!

Спутники Немешаева, бросая на него удивленные и даже недовольные взгляды, начали перешептываться.

«Ох, подлец, ох, лиса», — думал Шлихтер, еле сдерживаясь, чтобы не ввязаться в спор.

— Не надо бы, ваше высокопревосходительство, разговаривать с этим быдлом! — изрек, отдуваясь Новицкий. — Розги им надо прописать, а не вежливое обращение!

— Не те времена, генерал, — ответил тихо, со вздохом Немешаев. — Теперь всего можно ожидать…

Пропустив администраторов к выходу, толпа снова сомкнулась, бурля и раскачиваясь.

— На митинг, товарищи! Все на площадку за мастерскими! — кричал Никифоров.

Внезапно что-то изменилось, Шлихтер оглянулся в сторону, куда были направлены все взгляды: мастерские окружали солдаты. Это была караульная рота.

— Не бойтесь солдат! — быстро крикнул Шлихтер. — Это такие же, как и вы, рабочие и крестьяне, только одетые в военную форму. Братайтесь с ними! Привлекайте их на свою сторону…

Но никто его не слушал. Рабочие двинулись к проходным воротам и сбились в огромный затор.

— По одному, по одному! — кричал истерическим голосом офицер в золотом пенсне с длинным черным шелковым шнурком. — Не создавайте давки!