– Нет, он им сразу заявил, что на Анькиных родителей он работать никогда в жизни не будет. И что это такие гады, что он даже плюнуть в их сторону побрезгует.

– А что сами родители говорят на весь этот бред? Ребята фактически обвинили их в покушении на жизнь собственной дочери.

– С ними пока не удалось связаться. Но, конечно, они скажут, что пацаны все врут.

– Так они и врут!

Но Вика как-то странно молчала, словно не до конца была в этом уверена.

А потом сказала со вздохом:

– Ладно, чего уж об этом, не нам решать. До дождя я успела все-таки на улицу Стойкости, пять, заглянуть. Корпус два у дома тоже есть. И квартира сто двадцать один там имеется. Между прочим, это говорит о том, что мы на правильном пути, потому что рядом там все пятиэтажками застроено, а в них квартир под таким номером не бывает.

– И ты поговорила с людьми, которые там в квартире сто двадцать один живут?

– В том-то и дело, что нет! Они на работе! Но я отступать не привыкла, пошла по соседям. Звоню, звоню, никто не открыл, видно, и они работают!

Голос у Вики был до того разочарованным, что Фиме даже стало смешно. Будний день, а они все работают! Безобразие!

– Насилу нашла одну старушку, которая сказала, что в сто двадцать первой квартире живет семья из четырех женщин – бабушка, мать и две дочки. Мужиков у них нету, поэтому живут тихо. Она с ними немного дружит. Живет бабка в этом доме с момента его постройки, уже почти четверть века. Я ей показала фотографию Аньки, и она сказала, что кого-то ей эта девочка напоминает.

– Она точней не может вспомнить? Кого именно?

– Бабушка уже старенькая, с памятью у нее плохо. Но вечером должны с работы вернуться ее родные, возможно, что у них дело пойдет живее.

И, помолчав немного, Вика просительно произнесла:

– Так ты приедешь?

Фима прислушалась к своим ощущениям. От утренней сонливости и слабости не осталось и следа. Девушка чувствовала себя полной сил и энергии. Короткий сон отлично освежил ее, резерва энергии должно было хватить надолго.

– Приеду!

Вика обрадовалась:

– Отлично. А то мне помощь прилично выглядящей напарницы не помешает. Сама-то я выгляжу по-хулигански, мне это нравится, но люди, с которыми я хочу по душам поговорить, почему-то моего вида стремаются. Сейчас тетечка будет приводить меня в порядок, авось к твоему приезду я уже буду в том виде, чтобы соседям при виде меня не захотелось бы срочно вызвать полицию.

Закончив разговор с Викой и хорошенько потянувшись, Фима глянула на часы. До окончания рабочего дня, когда в доме номер пять, корпус два, по улице Стойкости должны были собраться потенциальные свидетели, было еще очень далеко.

– Чем бы таким заняться?

И тут Фима вспомнила о родителях Ани, которых так до сих пор еще и не допросили насчет ковра и оказавшейся в нем Анны. Хоть Фима и сомневалась, что родители могут проделать такое со своим дитем, пусть и непутевым, но все дело в том, что родители-то как раз были и не родные.

Фима начала прикидывать:

– За все то время, что Аня живет у них, ничего хорошего они от нее не видели. Взяли, когда ей исполнилось двенадцать, в четырнадцать она уже вовсю водила к себе мужчин и сама по чужим койкам прыгала, родителям такой образ жизни их приемной дочурки был не по вкусу. Но почему же они от нее не отказались? Ведь можно было вернуть девочку обратно в детдом. Непорядочно? Некрасиво? Перед людьми стыдно? Может, оно и так, но все лучше, чем терпеть изо дня в день рядом с собой публичный дом в миниатюре. И ладно бы раньше, но ведь и после того, как Аньке исполнилось восемнадцать и она окончательно пошла в загул, родители продолжали терпеть рядом с собой проститутку. Зачем? Жалость? Нет, не похожи они на добреньких. Страх, что скажут люди? Но все соседи знали, что за сокровище досталось в дочери этим несчастным людям, никто бы их не осудил. Тогда почему они терпели рядом с собой… такое?