– Татуировка? – заинтересовалась Фима. – А что она означает?
– Я специально спрашивала, Анька сказала, что понятия не имеет, хотя татуировка у нее с самого рождения.
– Не может быть! Люди с татуировками не рождаются.
– Это она просто так выразилась. Одним словом, татуировку ей сделали страшно давно, учитывая, что к своим приемным родителям она попала в возрасте двенадцати лет. И татуировка у нее тогда уже была.
– В двенадцать лет ребенка татуировали? – ужаснулась Фима.
– Или даже раньше.
– Кто-то набил татуировку маленькому ребенку? Это какое-то извращение! За такое наказывать надо!
– Аня не знает, кто это с ней сделал.
– В смысле?
– Не помнит.
– В двенадцать лет ребенок уже полноценная личность. Как это она не помнит? Или татуировку сделали ей в младенчестве?
– Нет, Анька говорит, что татуировка выглядела свежей и еще долгое время воспалялась, а потом зажила, и лишь кожа чесалась на том месте, где был набит рисунок. Но никто, включая ее родителей, не могли ей объяснить, что за смысл кроется в этом рисунке. Ни они, ни даже воспитатели в детском доме, где она какое-то время прожила.
– Погоди, ты говоришь, что Аню удочерили в возрасте двенадцати лет? Почему так поздно? Ее родители сказали в полиции, что дочь им не родная, но когда они ее удочеряли, то она была само очарование. Но обычно красивых детей удочеряют совсем крошками. В годик, в два, максимум в три года. К четырем-пяти всех хорошеньких уже разбирают, шансов найти приемную семью у оставшихся малышей становится меньше.
– Дело в том, что Анька очутилась в детском доме только в двенадцать лет.
– Ее настоящие родители погибли?
– Этого она не знает.
– Как же так?
– Она ничего не помнит из своей прошлой жизни. Ни имени, ни адреса, ничего! У нее случилась полная амнезия, которая оставила ее мозг совершенно чистым в той части, которая касалась личных воспоминаний. Все прочее сохранилось. Она обладала знаниями, достаточными для того, чтобы пойти в обычную школу и продолжить обучение вместе со своими ровесниками. Помнила, кто у нас президент. Знала, как называется столица Франции. Без запинки ответила, кто утопил Муму. Она даже помнила правила сложения и умножения дробей и склонение имен существительных! Одним словом, провал в памяти касался лишь ее семьи, дома и всего быта, которым она была окружена до того.
– Но так не бывает!
– Как видишь, бывает.
– И настоящие родители разве ее не искали?
– Видимо, нет.
– А… А она не врет?
– Не знаю, – пожала плечами Вика. – Может, привирает, но разве что самую малость.
Фима немножко подумала.
– В принципе, гараж принадлежит Ане, и нет ничего необычного, что она нарисовала в углу точно такой же рисунок, как вытатуирован у нее на теле. Может, пыталась его прочесть или как-то иначе понять его суть. Ты молодец, что его сфотографировала.
– Но я заметила, что ты тоже не сидела сложа руки. Анька тебе что-то сказала?
– Не мне, она просто пробормотала несколько фраз. Я даже не уверена, что она была в сознании, когда это говорила.
– А что же все-таки она сказала?
– Сначала очень просила найти ей хариуса.