– Только себе.
Уиндзор пожал плечами:
– Я доверяю своим оценкам. И твоим тоже. Но сейчас ты хочешь прокрутить время назад и все переиграть. А так не бывает. Ты принял решение. Оно было взвешенным и опиралось на факты, которые ты знал. Конечно, это был трудный выбор, но разве он когда-нибудь бывает легким? И потом, все могло повернуться по-другому. После этой истории Клу мог поумнеть, стать лучше. Суть в том, что нельзя предугадать все последствия своих поступков. И не стоит об этом беспокоиться.
– А о чем надо беспокоиться? О том, что здесь и сейчас?
– Именно так.
– И с чем ты потом сможешь жить?
– Да.
– Значит, в следующий раз, – подытожил Майрон, – я должен поступить правильно.
Уиндзор покачал головой:
– Ты путаешь правильные дела и действия с «правильными» с точки зрения закона или условной морали. Но в жизни все не так. Иногда хорошие парни нарушают правила, потому что игра стоит свеч.
Майрон улыбнулся:
– Да, они пересекают лицевую линию. Только на секунду. Ради добра. А потом мгновенно возвращаются обратно. Но с каждым разом линия размывается все больше.
– Может быть, она и должна быть размытой, – возразил Уиндзор.
– Может быть.
– А в целом мы остаемся на стороне добра.
– Да, но я бы предпочел, чтобы мы не пересекали границу слишком часто, думая, что еще одна порция самоуправства не изменит расстановки сил.
– Решать тебе. – Уиндзор пожал плечами.
Майрон сел в кресло.
– Знаешь, что меня больше всего беспокоит в этом разговоре?
– Что?
– Я не думаю, что от этого что-то изменится. И мне даже кажется, ты прав.
– Но ты не уверен? – уточнил Уиндзор.
– Не уверен.
– И тебе это в любом случае не нравится?
– И мне это определенно не нравится.
– Это я и хотел услышать, – кивнул Уиндзор.
Глава 40
Большая Синди была оранжевой с головы до ног. Оранжевая толстовка. Оранжевые штаны-парашюты – прямо из гардероба Эм-Си Хаммера образца восьмидесятых. Ядовито-оранжевые волосы. Оранжевый лак на ногтях. Оранжевая – каким-то чудом – кожа. Ни дать ни взять Морковный мутант из подростковых комиксов.
– Оранжевый – любимый цвет Эсперансы, – заявила она Майрону.
– Нет.
– Нет?
Майрон покачал головой:
– Синий.
Он попытался представить гигантского Смурфа[40].
Большая Синди задумалась.
– Значит, оранжевый – ее второй любимый цвет?
– Точно.
Удовлетворенная секретарша улыбнулась и водрузила поперек приемной огромный транспарант с надписью: «Добро пожаловать, Эсперанса!»
Майрон вошел в свой кабинет. Он сделал несколько звонков, потом немного поработал, а сам все время прислушивался к лифту.
Наконец в десять утра звякнул остановившийся лифт. Двери кабинки раскрылись. Майрон продолжал сидеть в кресле. Он услышал восторженный вопль Большой Синди: на нижних этажах, наверное, подумали, что сработала сирена. Пол задрожал в такт ее увесистым прыжкам. Майрон встал, ожидая, что будет дальше. Из приемной неслись вздохи, возгласы и радостные крики.
Через две минуты в кабинет вошла Эсперанса. Без стука. Как обычно. Они неловко обнялись. Майрон отступил назад и сунул руки в карманы.
– С возвращением.
– Спасибо. – Эсперанса попыталась улыбнуться.