Знатные же скандинавы, у кого были дочери, откровенно обсуждали, даже заключали пари, кого из их дочерей или родственниц приблизит к себе конунг. Больше всего говорили о сестре Гаука из Гурне.

Эмма старалась пропускать мимо ушей эти разговоры, хотя одному Богу было известно, чего ей это стоило. Она уходила к сыну, проводила с ним много времени. Он был такой хорошенький с его маленьким носиком, мягкой кожей, круглыми и внимательными серыми глазками. Эмму всякий раз переполняла волна нежности, когда он тянул к ней руки, что-то лепетал, деловито разглядывал ее украшения. Она пела ему, он серьезно слушал.

Потом вдруг начинал ерзать, вырываться. На полу была разостлана большая медвежья шкура, с головой и зубами медведя. Гийому и его молочному братцу Осмунду очень нравилось возиться с ней. Им сейчас это было куда интереснее, чем пение матери, от которого неизменно начинало клонить в сон. Эмма вздыхала, отпуская сына. Порой ей казалось, что Гийом куда больше тянется к отцу, чем к ней. Но она ничего не имела против. Ролло просто боготворил своего наследника и часто, вопреки всем обычаям, сам укладывал его спать. Трогательно было видеть, как огромный Ролло качает колыбель, пока умиротворенный малыш не засыпал.

«Нет, все должно наладиться. Ролло любит нас с Гийомом и ни на кого не променяет».

Она вспомнила, сколько волнения было с ним поначалу, когда он плакал почти целый месяц, и все решили, что малыш болен и долго не протянет. Он родился таким славным, толстеньким, а тогда худел прямо на глазах, пока Сезинанда не успокоила родителей:

– Да он просто голоден, наш ангелочек. У тебя слишком мало молока, моя красавица Птичка.

Тогда Эмма вздохнула с облегчением, завидев, как жадно сосет грудь Сезинанды ее сын. Он стал быстро поправляться и скоро даже перерос Осмунда, который был на два месяца его старше. Но порой Эмму брала досада, что она, столь благополучно переносившая беременность, не может выкормить собственное дитя. Да и малыш больше тянулся к кормилице, и Сезинанда едва ли не с самого начала решила, что это место при супруге правителя должно принадлежать ей. Но теперь, когда положение Эммы пошатнулось, она переживала, боясь превратиться из кормилицы наследника Нормандии в няньку одного из бастардов Ролло. Во всем винила только Эмму. Хотя и переживала вместе с ней.

– Вон эта крыса Виберга говорила, что Роллон взял с собой в Гурне Лив из Байе. Даже не могла скрыть своего злорадства, когда поведала об этом. Хотя ей-то чего ликовать – тебе она обязана всем.

Эмма резко встала, уронив лиру. Струны жалобно звякнули.

– О, Пречистая Дева!.. Ролло уехал вместе с Лив?

Красавица Лив, страстная и навязчивая Лив, которая так давно добивается внимания Ролло.

Эмма повернулась к окну. Стояла теплая майская погода, деревянные ставни были распахнуты, наполняя комнату ясным светом и нежным воркованием пригревшихся на солнце голубей. Май – месяц любовных утех, любовных песен, любовного томления… Эмма отчетливо представила, как Ролло и Лив едут вместе, как Лив заигрывает с ним, а ночью приходит к нему. И Эмма не была уже уверена, что ее языческий муж отошлет эту блудницу обратно, как сделал однажды.