Волосы мгновенно намокли и облепили лицо. Я сжалась, крепче вцепилась в сиденье – на всякий случай, это помогало хоть немного побороть чувство потерянности в пространстве.

Но куда сильнее собственного будущего – спасали меня, похоже, со знанием дела и наверняка должны были спасти – волновала судьба начбеза.

Почему и где он задержался? Просто не успел вовремя или что-то случилось? Куда вел найденный им тоннель? Прочь от города – или, наоборот, в середину? Ведь прятать что-то важное на виду – разумное и очевидное решение, и пресловутые диверсанты вполне могли скрываться там, в самом защищенном месте. Вдруг Гаранин в закрытой зоне и сейчас, во время эвакуации, его обнаружат? Или уже обнаружили? Или наоборот, не обнаружили и потому не вытащили? Или он вообще пострадал во время землетрясения?

Да, Гаранин опытный, он не растеряется в любой ситуации, у него больше шансов выжить, чем у любого из моих знакомых, но… Как же страшно. От монотонного гула и вязнущих в тумане отголосков далекого рокота стихии. От неизвестности, в которой исчез полковник и в которую нес меня арений. От ширящейся с каждой секундой дымной пропасти, которая отделяла меня от единственного человека на этой планете. От собственной неспособности помочь.

Страшно остаться один на один с этим безумным миром, но еще страшнее думать, что я буду жить, а Гаранин – глупо погибнет. Ведь даже лучшие профессионалы иногда ошибаются. Ворчливый, серьезный, очень порядочный мужчина с тяжелым взглядом исподлобья, рваным голосом и неожиданно живой, теплой улыбкой. Который за эти дни успел стать мне удивительно близким – другом ли, нет ли, но кем-то неожиданно родным.

Я неуживчива, упряма, тяжело схожусь с людьми и не терплю посторонних на своей территории. Я никогда не звала ни случайных, ни постоянных любовников к себе и даже просто гостей могла выдерживать очень недолго. А вот рядом с Гараниным было спокойно и уютно.

Конечно, все дело в обстоятельствах, которые свели нас вместе. Вне этих враждебных условий мы не могли не то что сблизиться, даже найти общий язык и то не получалось.

Но сейчас у меня не было никакого желания анализировать психологический подтекст своих реакций. Просто хотелось, чтобы с полковником все оказалось в порядке, чтобы он по волшебству возник рядом и это приключение наконец благополучно закончилось спасением и возвращением в Союз. Наивно всерьез рассчитывать на такое невероятное везение, да, но… если нам так повезло сразу – выжили при перемещении – может, это часть какой-то одной большой удачи, логичным завершением которой станет возвращение домой?

Когда Нурий говорил про гору, которая сердится, я не задумалась, что именно он подразумевал. Только мелькнула мысль о каком-то местном аналоге энергостанции, столь же необъяснимой, как галиги. Но когда арений наконец вынес нас на открытый воздух, и я оглянулась…

Плоской верхушки города-горы не было видно за плотным черным дымом, густо коптящим небеса. Сквозь эту пелену то и дело мелькали желто-красные длинные искры. Воздух был сухим и колючим от висящей в нем сажи.