– Думаешь, взрывали тоже люди?

– Почти уверен, – кивнул полковник. – Похоже, у них тут существует два лагеря, если угодно – даже две расы. Оболваненные эти, с силиконовыми рожами, и… другие.

– Ты считаешь, что с ними будет безопаснее? – нахмурилась я недоверчиво.

– Вряд ли, но от них хоть понятно, чего ждать. А вся эта местная туповатая идеальность и «каждому по потребностям» вызывает кучу вопросов и подозрений и заставляет дергаться от малейшего шороха. Из двух опасностей я выберу знакомую, даже если она видится более страшной.

– И что ты собираешься предпринять?

– Пока надо думать. И осматриваться. Раз они так легко меня выбраковывают из собственного общества и не считают опасным, нужно этим пользоваться, – резюмировал Гаранин. – Они же не обращают на меня внимания? Вот и прекрасно.

– Ты только поаккуратнее, – попросила я, хмурясь.

Понимаю, что полковник – мужик опытный и в диверсионной работе, наверное, знает толк, но все равно за него тревожно. Или не за него, а просто страшно остаться одной среди этих странных существ? Гаранин, конечно, не идеален, но на таком фоне именно этим и подкупает.

– Ты тоже со своими ухажерами не переусердствуй, – напутствовал начбез. – А то увлечешься – и привет, сольют тебя с кем-нибудь, пойдешь ему таких вот идеальных пачками рожать.

– Еще немного, и я решу, что ты ревнуешь, – заметила с нервным смешком.

– Заревнуешь тут, когда местные самцы конкурентом не считают, – заржал полковник.

– Кстати, о рождении идеальных. Ты обратил внимание, что мы еще ни одного ребенка не встретили? Да даже подростков нет!

– Обратил, даже спросил у этого, – Гаранин кивнул на дверь. – Он сказал, что все дети обитают в особой части города, закрытой от посторонних, куда имеют доступ только родители и тамошние работники.

– Может, их именно там обрабатывают? – оживилась я. – В детском возрасте.

– Может, но этого не проверить. Прорываться туда, чую, чревато. При их отношении к размножению потомство должно хорошо охраняться. Ладно, пойду.

– А мне что делать?

– Не вляпаться в неприятности, – напутствовал полковник и действительно удрал.

Я же осталась в одиночестве и полной растерянности.

Впервые если не за всю жизнь, то за последнюю пару десятков лет я понятия не имела, чем себя занять. Обычно с трудом выкраивалось несколько дней на отпуск, и то я никогда не сидела на месте просто так – экскурсии, книги, на худой конец кино. И даже от такого отдыха я быстро уставала и рвалась обратно на работу, потому что там эксперименты, там жизнь, а ребята хоть и хорошие, но без меня точно не справятся.

И вдруг образовалась масса свободного времени – и проводила я его в каменном мешке, внутри которого не было ровным счетом ничего, кроме кровати. Если у местных имелись какие-то развлечения, то знакомить нас с ними не стремились, делали вид, что не понимают вопросов. Или правда не понимали?

Положение мог спасти личный комм, но его я, как назло, оставила в каюте на станции. Высокоточная техника макетного зала чувствительна ко всякого рода помехам, поэтому на рабочее место мы старались приходить без лишних приборов, все равно они там не нужны. Сейчас я впервые всерьез пожалела об этих порядках.