Вернулся.

Споткнувшись на кочке, Нефедов тихо ругнулся. Мысли перескочили на другое. Старшина поймал себя на том, что думает о своих – как они там сейчас? Оторванный от особого взвода, Степан чувствовал себя непривычно одиноким, словно исчезла надежная защита, о которой даже и не задумываешься, пока она есть.

Два месяца назад генерал Иванцов был немногословен. Разговор с ним вышел коротким.

– Отправляйся в Обдорск, Степан, – сказал он. После недавнего ранения Иванцов еще больше сутулился, напоминая медведя-шатуна – старого, облезлого, но все еще опасного и сильного.

– В Обдорск? – Нефедов удивился. – Да это ж черт-те куда! Что случилось, товарищ генерал?

– Туда полетишь самолетом. Оттуда тоже – выделяют тебе персонального воздушного извозчика, понимаешь. Гидроплан, прямо с завода. Кое-кто, – Иванцов мельком глянул на висевшую в углу карту Москвы, – кое-кто считает, что ты там пригодишься, и даже очень. Из Обдорска пришла шифрограмма. На Ямале, на острове Белом, найдены следы базы немцев.

– На Ямале? – недоверчиво переспросил Нефедов. – Это ж прямо у пограничников под носом! Чем они смотрят?

– Так-то оно так… А ты знаешь, сколько там пограничников сейчас? Посты – один на триста километров, больше никак позволить себе не могли в войну. Тут не то что базу, тут можно целый флот в Обскую губу привести и там спрятать.

– Ну, ладно база. А я-то при чем? Там свои чистильщики есть.

– Не просто база, Степан. Есть факты – не спрашивай, что и откуда – что на этой базе в свое время работали спецы. Сеть ловушек там такая… заходи – не бойся, выходи – не плачь, как говорится. Хуже того – немцы, похоже, сумели договориться с местными шаманами, и такого там наворотили… Бомбить пытались, дальнюю авиацию посылали.

– И что?

– И ничего! Не нашли летчики этой базы, как сквозь землю провалилась… Короче говоря, старшина, приказано откомандировать тебя туда.

– Кто со мной? – Нефедов уже мысленно прикидывал варианты.

– Бери Никифорова. И все. Все! – Иванцов повысил голос, глядя на Степана, который уже собирался ответить что-то злое. – Больше никого не дам. И не могу дать. Здесь такое творится после войны, что каждый человек, альв ли – на счету. Бери кого даю! Он сибиряк, парень крепкий, да и разбирается в этих делах…

«Этими делами» генерал Иванцов всегда называл боевую магию.

Перелет до Обдорска запомнился старшине Нефедову только тошнотворной болтанкой и пронизывающим холодом, от которого ноги в шнурованных ботинках превратились в два задубевших полена. Всю дорогу Степан страшно завидовал Никифорову, который предусмотрительно обзавелся унтами и мирно спал, укутавшись в полушубок. На аэродроме их встретили – только затем, чтобы через сутки усадить в гидроплан и отправить на Ямал. Им повезло – вода в Обской губе еще не встала, самолет благополучно проскользил до самого берега.

Дальше началась выматывающая нервы и тело бесконечная северная дорога.

Олени. Олени. Олени. Собаки. Лыжи. Снова олени. Мгновенно набравшая силу полярная зима. Степан и Никифоров, вместе с несколькими приданными в Обдорске солдатами из местных уроженцев, мотались по дальним стойбищам – небритые, вечно голодные, с красными от недосыпа глазами. Но головоломка постепенно выстраивалась – сквозь глухое испуганное молчание ненцев, сквозь слухи и выдумки, кочующие по тундре, сквозь отрывочные шифрограммы, которые удавалось принять в пурге, если Никифоров мог открыть канал связи. Каждая новая часть мозаики становилась на место, и Степан, сметая крошки последних сухарей в ладонь, чувствовал, как беззвучно собирается нужный механизм – словно «парабеллум» из отдельных промасленных деталей.