Улочку озарили зеленоватые вспышки, и мои обидчики повалились недвижимыми истуканами. Я жадно дышала ртом и никак не могла насытиться.

– Савков, – просипела я, – ты мой спаситель!

В следующее мгновение яростный и подлый удар в живот скрутил меня тугим клубком, я даже на секунду провалилась беспамятство.

– Ох, стервец! – промычала я, взвыв от боли.

– Подлость за подлость, Москвина! – прошипел он над ухом, хватая меня под мышки и безрезультатно пытаясь поставить на ноги. – За компостные ямы тебя убить мало.

– Труд облагораживает, – прохрипела я. – Но тебе, как видно, не помогло.

Боль медленно отпускала, где-то внутри чуть ныло, и, кажется, наливался отменный синяк. Когда я наконец смогла разогнуться, то посмотрела в хмурое обветренное лицо Николая. Тот одарил меня злобным взглядом и быстро разжал руки, выпуская из своих объятий.

– Ладно, этот удар я тебе прощаю. Заслужила. Сотри с рожи радость, в следующий раз отвечу. – Я слабой рукой отряхнула порванную перепачканную рубаху, на локтях зияли большие прорехи. – Ты на мое счастье заблудился, что ли? Или же следил за мной?

– Гулял недалеко.

– Ох, соври заново. – Я подтянула порты. – В кандалы заковать, поди, хочешь?

Савков нахмурился.

– Нет? – делано изумилась я, разведя руками. – Тогда ужином угостишь?

Где-то за спиной раздалось тихое грозное рычание. Я застыла, резко замолкнув, и испуганно посмотрела в глубоко посаженные, почти черные глаза Николая.

– Что? – не понял он.

– Бежим, – едва слышно отозвалась я, бледнея от ужаса.

– Что?

– Демон очнулся!

Прежде чем окрестности огласил бешеный яростный лай, мы припустили по улочке. Страх Божий не успел сообразить, как накинуться на нас. Уже на ходу я натянула на шею Ловца и хлопнула себя по карману – все в порядке: и кошель, и сонный порошок на месте. Живем!

Трапезная постоялого двора чавкала и икала, запивая ужин дешевой медовухой, поданной бесплатно в честь крестин внучки хозяина заведения. Я вяло ковырялась в тарелке и поминутно зевала до хруста в челюстях. Савков ел со смаком, периодически сморкаясь в льняную салфетку и вытирая ею же блестящие масляные губы. На его небритом, заросшем черной щетиной лице застыло отсутствующее выражение. Я же внутри напряглась от ожидания.

Пока Николай распоряжался насчет ужина, я вытащила из кармана его плаща, неосмотрительно оставленного на лавке, пухлый кошель и в кружку с выпивкой сыпанула сонного порошочка. Конечно, вечером в столь трагичный для меня момент я была его рада видеть, но дальше в обществе ненавистного друга оставаться не собиралась. Как только он уснет– а судя по дозе порошка, сон будет больше похож на летаргический, – улизну, и поминай меня добрыми словами. А браслет? Браслет можно в любом крупном городе продать, может, не за восемьсот золотых, но тоже недешево уйдет.

Свободных комнат не оказалось, и подвыпивший хозяин постоялого двора, едва ворочая языком, предложил Николаю за один золотой разместиться в моей комнате, а за два – в конюшне. Колдун долго пыхтел, подсчитывая в уме привлекательность альтернативы, потом вытащил из напоясной сумки две монеты и отдал с угрюмой решительностью.