– За что еще полтинник? – возмутился тот.

– За доставку. Сумку отдай. Пойду браслет взад возвращать.

Молодцы с гвоздичками ждали меня в подворотне в самом угрюмом расположении духа. Не рассуждая особенно долго, я бросилась прочь, только пятки мелькали.

– Стой, дворняжка! – заорал мне в спину один из них, и оба припустили следом, громко стуча костяными каблуками и ничуть не тише ругая меня дурными словами.

Мы, как полоумные, до темноты в глазах петляли по извилистым улицам. Встречные разбегались в разные стороны. Кто-то, испуганный, посылал нам проклятия. Свернув в обшарпанный переулочек между домами, я налетела на каменную стену и, тяжело дыша, привалилась к ней. Тупик.

Из горла вместе с сипом вырвался идиотский смешок. Глянув на замызганные носы сапог, я уперла руки в бока и крикнула, не оборачиваясь:

– Ну что вам, мужики, от меня надо?

Ответа не последовало. Грешным делом я решила, будто преследователи отстали, но, когда оглянулась, готовая посмеяться сама над собой, обнаружила обоих рыночных воров, перекрывших проход.

– Ты, пришлая, чего хулиганишь? – вопросил низкий, сплюнув через зубы.

От стремительного бега, рожа его покраснела, а гвоздика совсем отвалилась и, понуро свешиваясь с козырька, моталась перед правым глазом.

– Зачем кошель сперла? – Это уже высокий. – Мы с Селиваном видели.

– Раз украла, то делиться надо. Рынок наша территория, – поддакнул ему второй, названный Селиваном.

– Мужики! – Ноги мои казались ватными, а все до одной мышцы ныли от усталости. – Да я ничего и не заработала.

– А это мы сейчас проверим, – сделал ко мне шаг высокий, закатывая рукава и обнажая сильные руки, поросшие золотистыми волосками.

– Эй, мужики, – замахала я на них, отступая и натыкаясь на стену, – ну чего так сразу! У меня есть пять золотых, я отдам половину. Разговоров быть не может. Вы правы – я виновата…

– Кулон у тебя красивый. Правда, Фирсуня? – обратился низенький к подельщику.

Бессознательно я схватилась за Ловца Душ, висящего на длинной серебряной цепочке и вылезшего у меня из-под рубахи. Может, стоит отдать? Чего я, правда, прицепилась так к этой безделице? Но снимать кулон желания не возникало. Слишком много я пострадала из-за этой побрякушки, чтобы так просто с ней расстаться.

Спасение нагрянуло в самый неожиданный момент. Оно серой тенью с крыльями летучей мыши и громким злобным лаем налетело на обидчиков. Мужички от неожиданности сначала кинулись друга на друга, потом, словно коты, которых окатили кипятком, в разные стороны – и с диким визгом вон из проулочка, позволив мне свободно выбраться на пустую улицу. Страх Божий не подкачал – нападал на них знатно, со всей возможной яростью и старанием, вымещая злость за целый день, проведенный в душном нутре сумы. Воры визжали, как дети, отмахиваясь от лязгающего зубами мелкого беса. Хохотнув, в душе я пожелала им удачи, все ж таки коллеги как-никак, и поспешила прочь, но тут Страх тоненько, будто младенец, вскрикнул, а у меня похолодело внутри. Резко остановившись, я оглянулась – летун недвижимо валялся на брусчатке, и по пыльным камням расползалось алое пятно. Высокий, Фирс, зажимал в руках деревяшку с кривым гвоздем на верхушке, видать подобранную здесь же, в куче мусора, и радостно-торжествующе скалился. Селиван, низенький, отплевывал грязную прядку волос, прилипшую к губам, и о колено отряхивал поднятый с дороги пыльный картуз.