Он вдруг вспомнил все свои подозрения на пустом месте, и они воплотились. Стало совершенно ясно - любовники!
Метр Ритмович встал, ухватился рукою за грудь и пошeл к телефону. Он хотел с кем-нибудь говорить, сейчас же, много, о другом, чтоб отвлечься. Но с кем? Кому позвонить? Он снял трубку. Там раздался мужской приятный голос: "Метр Ритмович Пепойдека?" - "Да", - ответил удивлeнно он. - "Это вам звонят из... Тут такое дело..."
Звонили, конечно, оттуда. Ищут преступника, укравшего у иностранного гражданина какие-то диковинные вещи, а вы, судя по описанию потерпевшего, похожи. Так вот, не могли бы вы завтра явиться для опознания. Повестку нести уже поздно, а так и о вашем деле поговорим, и это заодно обделаем, чтоб он отвязался, этот сэр! А то, представьте, попугая у него украли по кличке Пуп, что оказывается, значит ни больше, ни меньше, как папа римский. Пепойдека не дослушал и положил трубку. Выдернул шнур, быстро оделся. "И всe в один день! Гордиев узел! Рубить, рубить!" - кинул в портфель бутылку мадеры, подумал - кинул ещe одну, и выбежал из дому, подхватив двумя пальцами клетку.
Чехол он давно продал из-за наклеек, и теперь попугая прикрывал кусок лидерина или дермантина, топорщившийся на каждом шве, - вообщем, обыкновенная картина, которая не вызывала ничьего внимания. С такой вещью можно было ходить целый день, и никто бы не заметил: есть у него в руках что или нет. Трость, обeрнутая в серую тряпочку, торчала из портфеля, но не мешала.
Метр Ритмович вскоре добрался до места и застал всех в сборе. Не глядя на Наташу и Лигурина, он слышал, как они ворковали. Гнев и обида разрывали его грудь. Он знал, что должен простить их, но не мог пересилить себя. Он хотел убить, и, причeм, обоих! Что он сделает, ему не было известно. Поэтому время для него шло совсем не так, как обычно. Из-за мыслей, судорожно скакавших в его голове, Метр Ритмович был охвачен пламенем, и в этом пламени сгорало время. Он готов был сказать, что времени уже нет, а есть только огонь, но кому говорить, да и говорить не хотелось. Между тем он вдруг понял, что, может быть, кроме Прахманна никому не нужен здесь. Тот всегда спорит с ним, бьeтся, хочет что-то доказать, а остальные просто плюют, отходят в сторонку и пожимают плечами. Так он сам заговорил о чeм-то с Прахманном, отвлeкся, и время восстановило свой ход. Он облегчeнно вздохнул и предложил располагаться. Поставил тумбу на землю, сел, достал пачку сигарет, но вдруг смял еe и бросил в речку.
Начали читать. То была первая речь против Катилины - образец доблести и мужества, чести поруганной и восстановленной.
"Господи, - думал Пепойдека, - Марк Тулий, ведь это всe про меня, ведь и я также терплю, и я также обманут, и на меня поднят кинжал! И что было бы, если б и я не принимал мер осторожности!"
Здесь Дима произнeс: "О tempora, o moris!" - Хватит, - сказал Пепойдека. - Как-как? - вскочил увлечeнный Силен Бараныч. - О времена, о люди! перевeл Метр Ритмович. - Нравы, - очнулся Дима, перестав стучать. - Да, конечно, я задумался, простите, Дима. - Да, ничего, я просто языка ради, и смущeнно забарабанил пальцами по пушистому подбородку. - Да, господа, я хотел предложить трапезу. Перед тем, как разойтись, скрепим наши... так сказать...