— Брось! — возмутилась Наталья. — Я этим занималась осторожно. — И добавила значительно:

— Тебе ли не знать… Я думаю — со мной ошибка. Не туда подцепили предмет. Я стояла рядом с такими машинками, будь здоров! Вот и вышла промашка.

— Не принижайся, — не унимался Кулачев, — не принижайся. На тебя такой был спрос.

— Все! — ответила Наталья. — Завязала. Уйду в центр нетрадиционников. Там тихо, как в могиле.

Она сама налила себе чаю, сама себе сделала бутерброд с икрой, сахару насыпала много, глотала громко, с вызовом. Кулачев засмеялся и сказал; л с.

— Меня, кажется, выгоняют…

Уходя, он поцеловал Елену в макушку и дверь закрыл тихо.

— Чего матери надо? — в сердцах сказала Елена. — Ну скажи… Чего?

— Она боится, — ответила Наталья. — Боится разницы в возрасте. Боится другого уровня жизни. Боится изменений… Она ведь считала, что уже пришла, что уже остановилась, а ей предлагают идти и идти дальше… Страшно.

— Ты же сама говорила, что она сильная.

— Так с сильными это и происходит. Слабых несет ветер. А твоя мать всюду пускает корни…

— Жалко, — печально сказала Елена. — Жалко…

Сколько там жизни осталось…

Наталья вздрогнула от этих слов. Нельзя такие слова говорить, нельзя.

— Не смей так говорить! — закричала она. — Не смей!

— Ты на меня не кричи, — сказала Елена спокойно. — Не тебе от меня мою мать защищать. Ты вообще как в нашей жизни возникла? А главное — зачем? Я все хотела тебя об этом спросить.

— Долго рассказывать, — ответила Наталья. — Но я, как ты говоришь, возникла… Я, может, и сама не хотела, может, мне без вас спокойней было бы, но случилось, как случилось… Мы родственники, Ленка, и нам надо держаться друг за друга. Ну что нам делить?

— Нечего! — засмеялась Елена. — Все твое — твое…

— Ну прости меня за то, прости! — тихо сказала Наталья. — Очень прошу — прости.

— Наташка! Не в тот угол молишься! Ты перед матерью виновата, не передо мной.

— Она не простит, — тихо ответила Наталья. — Твоя мать — такая штучка, каких черт не видывал… А я перед ней даже на колени бы встала…

— Это зрелище, — засмеялась Елена, — не для слабонервных. Поэтому не становись уж… Тем более что действительно скорей всего встанешь зря.

Остро вспомнилось, как становилась на колени мать, когда Елена подбивала ее судиться за наследство. Как они ее тогда поднимали с отцом, а в глазах матери такое было непрощение… Кому? Им? Что начали этот бесполезный разговор? Наталье, за то, что превратила любовь к себе в нелюбовь к себе же? Жалкому их безденежью?

«Какая же я была стерва», — думала Елена о себе той, но не было в мысли гнева. Думалось как бы и не о себе и как бы со стороны. Последнее время с ней так бывало часто, люди, события начинали существовать отдаленно-отдаленно. «Это потому, что я ношу, — думала она. — Во мне мой мир, а остального мне не надо». Но и эта, объясняющая, мысль тоже существовала там, где Елена как бы и не существовала. Вне ее.

Вот, к примеру, сидит Наталья. Если прикрыть глаза, то можно увидеть, как она растворяется в чистом… пламени ли? небе ли? В чем-то… «Так вот накатит, — думала Елена, — а ты живи, как живая с живыми. А ты не здесь и не с ними».