Господи! Ты не прав. Ты наломал дров. Ты так запутался со своим творением, что решил отдать на заклание собственного сына. Это твоя любимая игра — заклание. То мальчика, сына Авраама, то вполне взрослого тридцатитрехлетнего человека. Стало лучше? Не стало. И не станет. Потому что надо было прийти самому и признаться: «Я не прав, люди». Надо было простить тех первых, что откусили от яблока. Если бы ты простил. Дьяволу просто нечего было бы делать. Злу нечего делать там, где положили добро. И тогда бы любовь не кончалась так, как кончается теперь.

В чтении Мифов кроется много опасностей. Но Алка ничего не боялась. Она решила, что уйдет в монастырь.

То, что не было никакой логики в том, как девчонка предъявила счет Всевышнему и как ему же собиралась служить, является лишним доказательством первозданности хаоса, в котором мы движемся со скоростью свободного падения тела, и уже близка пора, когда нас снова придется создавать на новой, исключающей прежние ошибки основе. Есть мнение поставить нас для устойчивости на три конечности, а орган размножения расположить в том венчающем треножник месте, которое условно можно назвать головой, потому что есть теории, что эти самые органы в пересечении ног сыграли с нами (бывшими) дурную шутку. Вот если бы мы размножались ушами…

…Алка сочиняла третий том Мифов перед уходом в монастырь.

А в это время Катя имела дела с дитем Дьявола, бывшей учительницей физики, ныне гадалкой и специалисткой по порче порченого народа, Натальей Стежкиной, взявшей себе ведьминский псевдоним — Мавра. Сказал бы кто Наталье-Мавре десять лет тому назад, что у нее в каждой емкости без всякого счета будут лежать доллары и марки, она бы посчитала это оскорблением. А сейчас так и было — кругом мани-мани без страха и опасения.

— Все у меня заколдовано, — сказала Мавра, — кто сунется, пожалеет. Тут же станет импотентом!

Может, и твоего таким образом окоротить?

— Наташка, — сказала Катя. — Ты извини, я не очень к" все это верю. Но вот этого, что ты сказала, не надо. Я ж хочу, чтоб он вернулся, зачем же мне траченый?

— Ясно с тобой, — ответила Мавра.

Видимо, по причине колдовства люди напрочь забывали, что от ведуньи и вещуньи ушли два мужа. За вторым она гонялась повсюду и даже давила на какие-то уже погибающие институты нравственности, чтоб они «сделали хоть что…». Те послали ее подальше, потому что их самих выселяли из помещения и до приворота ли им было?

Спроси Катя у Мавры: "Мавра, Мавра, а где твой второй?

Чего ж ты его не опоила?" — может, и пошел бы разговор по-другому, может, и призналась бы Мавра, что она, конечно, специалист, но узкого профиля, она больше по выслушиванию печалей, а суть в том, что, когда их тьма-тьмущая, то всегда в тринадцатой печали есть ответ на загадку, что во второй. Во всех печалях потерянные ключики, и искать их надо в самих себе.

Сейчас у Мавры был третий муж, и с ним тоже были проблемы. Красивая ворожея все умела, но не умела чего-то простого, как мычание. Ей самой хотелось пойти к гадалке и узнать, что ж у нее не так. Но боялась — тайного похода не получится, а реноме полетит к едрене фене.