Зачем ей это нужно, спросил он. Она ответила, что у нее есть свои причины. И больше ничего добавить не захотела. Но она должна была не на шутку ненавидеть жену Дойла, предположил Шон, раз решилась на такой шаг. И почему женщины враждуют между собой? Чаще всего из-за мужчины. Шон подумал, что она малость старовата для этого, но, возможно, женщины никогда не бывают достаточно стары для того, чтобы перестать ревновать. Впрочем, каковы бы ни были причины, куш за это дело он мог получить огромный. Это и привлекло Шона О’Бирна.

Сделка, которую он заключил с Маргарет Уолш, была достаточно проста. Он похищает госпожу Дойл и требует за нее выкуп. В последние годы похищения подобного рода случались нередко, и все же в нормальных обстоятельствах его поступок мог бы иметь весьма серьезные последствия, а как же иначе, если такой, в общем-то, малоизвестный человек, как Шон О’Бирн, осмеливается похитить жену такой важной персоны, как олдермен Дойл? Однако теперь, когда Дойл вступил в стычку с Фицджеральдами, момент для этого был самый подходящий, и хотя Шелковый Томас милостиво разрешил Джоан Дойл выехать из города, вряд ли его защита распространялась на окрестности Дублина. А уж по дороге в Долки женщина и вовсе была предоставлена самой себе, и лорда Томаса Фицджеральда наверняка мало волновало, что с ней может там произойти.

Получив у олдермена выкуп, О’Бирн должен был тайком передать половину денег Маргарет. Под большим секретом. Никто – ни его домочадцы, ни муж Маргарет – не должен был знать, что она как-то причастна к этому делу, а ее требование половины выкупа было вполне разумным. Ведь именно она подала ему эту идею и рассказала, где и когда будет проезжать госпожа Дойл. О’Бирн сразу согласился на ее условия.

Не знал он лишь одного: сколько требовать денег? Он догадывался, что сумма должна быть солидной, может быть, даже такой, какой он за всю жизнь не видывал. Но хотя О’Бирн точно знал цену каждой коровы в Пейле и за его пределами, он не имел ни малейшего представления о том, сколько может стоить жена дублинского олдермена.

– Когда дело будет сделано, – пообещала ему жена Уолша, – я сообщу, сколько можно запросить.

И О’Бирн охотно согласился, что жена адвоката знает это лучше, чем он.

– А если он откажется заплатить столько, сколько мы потребуем? – спросил он. – Или вообще не захочет платить?

Жена Уолша мрачно усмехнулась:

– Тогда убейте ее!

Медленно, никуда не торопясь, они поднимались вверх по склону. Их было двадцать: десять верховых и десять пеших. Шестеро пеших солдат были обычными крестьянами, которых забрали с их земли, посулив небольшую плату. А вот остальные четверо были тяжеловооруженными галлогласами с грозными двуручными мечами и топорами; эти воины-наемники могли легко превратить в фарш любого, кроме разве что самых натренированных профессиональных солдат.

Они уже заходили в дом Шеймуса и никого там не нашли. Ева боялась, что они подожгут дом, но они не стали утруждаться. Теперь они подходили все ближе и ближе к поместью.

Ева все предусмотрела. Если бы налетчики решили, что в доме кто-то есть, они бы разделились и окружили усадьбу, позаботившись о путях отступления. Но даже издалека было видно, что дом покинут в спешке. Дверь осталась широко распахнутой, ставни одного окна хлопали на ветру, поскрипывая и ударяясь о стену. Поэтому, ничего не опасаясь, солдаты по-прежнему держались все вместе.