— Капитан Напхи? — спросил Шэм. Она, вздрогнув, подняла голову. При помощи орудия, выдвинутого из ее искусственной руки, она удерживала перед собой радар. Кстати, ее руку команда звала теперь протезом протеза.
— Давно пора эту чертову штуку выбросить к Насмешнику Джеку, — буркнул Фремло.
— Я остаюсь с поездом, — сказала, наконец, Напхи, возвращаясь к своему занятию. Больше никаких разговоров на эту тему не было.
Те, кто возвращался, и те, кто ехал дальше, расстались по-дружески, без горечи, и долго махали друг другу вслед. Флотилия парусных тележек устремилась назад, к далеким горам.
Те, кто шел дальше, спорили над картой.
— На что это похоже? — выкрикивал кто-нибудь один и громким голосом повторял описания Шэма, которые тот произносил вслух, а капитан шепотом уточняла. Затем начинались дебаты: вот это похоже на то; нет, ты спятил, это же совсем другое; а кто помнит историю о таких-то и таких-то холмах? Потом в направлении, которое казалось предпочтительным, посылали на разведку пару баяджирских тележек, и, если они возвращались с утвердительным ответом, то «Мидас», прочие баяджиры и «Пиншон» шли дальше туда. Так постепенно прокладывался маршрут.
Деро и Кальдера наблюдали, как тает вдали их поезд. Их временный дом на колесах.
— Что поделаешь, — сказал им Шэм. — Он уже весь развалился. — Какое-то время оба Шроака молчали.
— Спасибо за то, что дал нам возможность продолжать, — сказал, наконец, Деро. — Разрешил воспользоваться твоим поездом.
«Ну, он вообще-то не мой», — подумал Шэм. Он отошел, давая Шроакам попрощаться с поездом.
Капитан, по-прежнему занятая в хвосте «Мидаса» каким-то непонятным делом, издала вдруг торжествующее «хм». Дэйби кружила над ними. Здешний воздух, похоже, доставлял ей беспокойство. Она взмывала вверх, но тут же поворачивала назад к поезду. Причем летела не к Шэму, а к последнему вагону. И кружила над капитаном Напхи, которая, стоя лицом туда, откуда они приехали, словно высматривала вдали свою потерянную философию, точно какая-то носовая фигура наоборот. Никто ее не беспокоил. Никто не возражал против того, что она все время смотрит назад. А она все вертела свою машинку, нажимала на ней какие-то кнопки, а мышь кружила у нее над головой.
Здесь, как везде, был утиль, а раз-другой они даже видели останки потерпевших крушение поездов. Продвигались они медленно — бывали дни, когда они решали, что выбрали неправильное направление, и тогда вся группа разворачивалась, или тащилась до ближайшего поворота, позволявшего им вернуться. Но чем дальше, тем легче давались им разгадки. Фальстартов становилось все меньше.
В конце концов, у них всегда был способ проверить, правильно ли они выбрали путь: Шэм, чье чутье обострилось до предела, вставал к ограждениям палубы, и новый поворот рельсов вдруг вносил его в тот самый пейзаж, который он видел на снимке. Реальность отличалась от изображения только небом: форма облаков на верхнем и нижнем уровнях была уже другой. В остальном пейзажи были все те же.
Чем дальше от торговых путей рельсоморья они уходили, заполняя пробелы на картах, до сих пор размеченных лишь по слухам, тем реже становились рельсы и шире свободные участки между ними. Тем ограниченнее делался выбор.