— Как можно, великий властелин? Ведь это такая честь….

— Оно уже дожидается тебя, дорогой зятек, — перебил его хан. — Скоро ты все получишь. А пока ешь, пей, отдыхай. Этот праздник в честь тебя и моей несравненной дочери.

Владимир старался пить поменьше хмельных напитков, но это было непросто, ведь сами сыновья Тюхтяя, царевичи Герреде и Белту, пригласили его к себе и поднимали кубок за кубком.

— Да будет ваш союз богат потомством, словно цветущие сады Шерварана богаты душистыми плодами! — провозгласил Герреде очередной тост.

Старший царевич не выглядел крепким воином: тело его казалось изнеженным, выпуклый живот виднелся даже сквозь свободный шелковый халат. Совсем иное впечатление производил Белту — стройный, точно ольховый ствол, стремительный в движениях и хмурый. Его лицо, расчерченное линиями скул и ниточками усов, обветрили степные ветра, а руки загрубели от поводьев, лука и рукояти сабли.

Владимир задумчиво взглянул вдаль, на посеребренное светом звезд и сплошь забрызганное кровавыми каплями маков полотно степи. Волнистая тесьма холмов окаймляла горизонт, отсекая равнину от небесного свода. По другую руку, за яркими шатрами и обозами лениво нес свои черные воды Буллях. Река была настолько широка, что противоположный берег ее и вовсе растворялся в ночной тьме. Всего в паре поприщ[15] отсюда вверх по течению стоял гигантский Усоир — единственный оседлый город и сердце кочевой империи, что расползлась на полмира, как сорная трава.

Только сейчас Владимир осознал, как далеко его занесло от дома (точнее от того места, которое он лишь условно называл своим домом), и что обратной дороги нет. Ее занесли песчаные бури, размыли серые дожди, загородили кархарнские баскаки со своими отрядами, а дальше — сеяжские остроги, заставы и дремучие леса. Лишь жажда мести, желание забрать свое, принадлежащее по праву, точный расчет и бесстрашие могли вернуть его туда, где был его настоящий Дом. Вернуть как победитель, со щитом, а не на щите. От этой мысли Владимир даже немного протрезвел.

Внезапно на своем плече он ощутил тяжелое прикосновение: позвякивая рыбьей чешуей стального панциря, над ним навис рослый таргаут. Грубым жестом ханский страж велел юноше встать. Кровь резко ударила ему в голову, а сердце набатом забилось в горле. Кархарны притихли и с плотоядными улыбками смотрели на жениха — все это явно не предвещало ничего хорошего.

— Что же, мой друг! Ты хочешь руки Жаргал хатунь. Настало время доказать, что ты достоин этого не только своим происхождением, но и силой. Ведь разве пристало дочери властелина мира выходить за слабого мужа? — продекламировал Тюхтяй.

Таргаут толкнул его в спину и вытеснил в центр поляны, где не так давно боролись на опоясках. Вытащив откуда-то меч Владимира, который у него забрали перед обрядом очищения, стражник кинул оружие на землю.

— Брать! — резко сказал кархарн.

Юноша медленно наклонился, взялся за посеребренную рукоять с круглым навершием и поднял клинок. Лицо его сделалось белым, как праздничная начищенная скатерть.

— Великий каан! Я думал, мы договорились!