— Где, наконец, мои газеты? Я когда-нибудь буду читать их вовремя? — И громко хлопнул дверью.

Анастасия Васильевна и Лиза, переглянувшись, пожали плечами. И тут же едва не подпрыгнули на месте от удивления: за дверью послышался чуть ли не гомерический хохот Федора Михайловича. Через мгновение он появился на пороге столовой с кипой газет в руках.

В ярости бросил их на стол и опустился в свое кресло.

Женщины молча и с недоумением уставились на него.

— Ну, все точно сговорились меня в могилу загнать! — проговорил он вне себя от гнева и, выхватив из общей кипы какую-то газету, перебросил ее Анастасии Васильевне. — Возьмите, полюбуйтесь, что эти стервецы накатали! — И, покачав головой, промычал, как при сильнейшей зубной боли:

— Ну, Желток, ну, чудило!

Ну, удружил, мерзавец! — И с остервенением впечатал кулак в ладонь.

Лиза перебралась на соседний с Анастасией Васильевной стул и на пару с мачехой прочитала на первой странице «Взора» анонс статьи Желтовского, названной «Репортаж из дома на Тобольской». А набранные крупным жирным шрифтом предваряющие заголовки гласили: «Состоится ли открытие нового театра, вот в чем вопрос?», «Примадонну Муромцеву убили из мести — главный сыщик губернии соглашается с версией нашего репортера!», «Федор Тартищев ждет новых убийств?!».

— Ну, все! Теперь мне точно одна дорога — в отставку! — Федор Михайлович мрачно посмотрел на часы и крикнул:

— Никита!

Денщик вырос на пороге.

— Чего изволите, Федор Михалыч?

— Подай коляску! По дороге заберем Алексея! — И Тартищев грозно потряс кулаком:

— Ну, Желток!

Удружил ты своему «Взору»! Разгоню всех к чертовой матери!

— Федя, в городе тебя не поймут, — заметила осторожно Анастасия Васильевна. — И остальные газеты вой поднимут. Может, лучше на эти выпады вообще внимания не обращать? А то подумают, что ты и вправду ляпнул не подумавши…

— Я никогда и ничего не ляпаю, тем более не подумавши! — рыкнул сердито Тартищев и вдруг опустился на стул и расхохотался, что выглядело и вовсе нелепо на фоне недавнего приступа ярости:

— Ах, каков все же подлец! Каков негодяй! Подловил-таки на слове!

И кого? Старого «сусло» Тартищева? — И пояснил ничего не понимающим жене и дочери:

— Он меня спросил: «Согласитесь, в этих версиях что-то есть?», а я, дурак, ответил: «Соглашаюсь, но только никому эти сказки на ночь не рассказывайте!» А ему как раз это слово только и требовалось! Со-гла-ша-юсъ! Я ж, осел, не понял! Видно, совсем остарел, коль на сущей ерунде попался! На такой дешевый трюк клюнул! А ведь версии бредовее некуда были и, между прочим, — он повысил голос и грозно посмотрел на женщин, — почти полностью совпадают с той чушью, которую несет ваша Соболева. Уж не из одной ли лохани Желток и эта костюмерша свои помои черпают? Но ничего! — Он поднялся со стула. Натянул фуражку, затем перчатки и погрозил кому-то невидимому пальцем:

— Ничего-о-о!

Рано еще списывать Тартищева в отход! Я еще всем покажу, где раки зимуют! — И, громко стуча сапогами, вышел из комнаты.

Анастасия Васильевна печально улыбнулась и обняла Лизу.

— Вот видишь, не с Вероники надо было начинать, а с того, что мы скромный вечер собираемся провести.