Сыну главаря бакалавр не нравился, он чувствовал, как растет в душе рыцаря тайная злость, не раз говорил об этом отцу. Отец так отвечал сыну: «Нам нужно совсем немного денег, чтобы построить дом. И тебе нужно построить дом. Я не собираюсь разбойничать всю жизнь».

Судьба порешила иначе. Он разбойничал всю оставшуюся жизнь: всего полтора года. Однажды он пропал.

Ланфранк слушал попутчика с этакой умиротворенной улыбкой старого учителя, уверенный в том, что рассказчик все выдумывает: стал бы взрослый человек говорить о своем участии в грабежах и убийствах, возвращаясь из Иерусалима в родное селение!

Ланфранк расстался с попутчиком на окраине деревни, за которой дорога разветвлялась на три тропы. Учитель отправился прямым путем через лес, за которым в нескольких километрах пути лежал городок. Почему Ланфранк не послушался попутчика, не остановился до утра у него в доме?

– Господи, сохрани и помилуй! – шептал привязанный к дереву человек, пытаясь хоть как-то согреться. Худыми ладонями он тер ноги, вертел головой, стопами – холод был сильнее…

Он дождался солнца! Оно пришло, обогрело его, но не успокоило. И вдруг – то ли померещилось ему? – справа по тропе услышал учитель тихий звук. Не голос птицы или зверя, не скрип сухой осины не свист ветра, а… Ланфранк напрягся, вслушиваясь и пытаясь понять, что же это за звук? Звук прекратился! Дрожь заколотилась по телу, уже согревшемуся: неужели это не люди?!

Звук повторился! Несчастный человек, учитель, о котором медленно расходилась по городам Европы заслуженная слава, тонкий аналитик, способный убедить в своей правоте любого, голый дрожал у дерева и мечтал о том, чтобы Бог не лишил его разума в эту радостную минуту.

Он уже понял, что где-то по тропе идут к его дереву люди. И радовался, и боялся потерять от счастья разум. Учителю никак нельзя без разума. Звук надолго пропал – тропа утонула в огромной балке, люди были совсем близко. Дрожь совсем затихла.

И вот, выкарабкавшись из оврага, старая арба покатилась по мягкой утренней тропе, и скрип колес, опережая арбу, побежал по лесному миру, радуя Ланфранка. Спасла его никому в мире неизвестная крестьянская семья. Крепкий мужик даже не удивился, увидев связанного человека, подошел к дереву, весь пропахший луком, развязал Ланфранка, дал ему какую-то хламиду. Путник опять задрожал: хламиду нужно было сначала согреть, затем пользоваться ее теплом. Грубое влажное сукно грелось долго, но согрелся-таки материал, и Ланфранку стало совсем хорошо, и мысль окончательно прояснилась и… сузилась. Большие надежды и широкие дали манили Ланфранка. Здесь, в лесу, радуясь нежданной удаче, пряча глаза от крестьянской девушки, сидевшей на арбе, Ланфранк о далях думать перестал. Ему стало стыдно думать о славе, о великих свершениях, о прочем – человеческом.

– Где здесь самый бедный и убогий монастырь? – спросил он своего спасителя.

– Здесь неподалеку есть монастырь Ле Бек, – сказал крестьянин неожиданно быстро и спокойно, будто ждал этого вопроса, дождался, давно подготовив ответ.

Ланфранк удивился, посмотрел на него.