Все семеро моих сожительниц были невзрачными, и поэтому, вероятно, разглядывали меня со всех сторон, так как на их фоне я смотрелся круче Моники Беллуччи. Еще в этой палатке жили две сирийские девушки, но в данный момент их не было. На плохом английском, выразив радость от знакомства, я извинился и, кое-как разместив свои вещи в небольшой индивидуальной тумбочке, пошел в душ.

От меня не ускользнула фраза, сказанная одной из них, не могу сказать, кем именно, но значение которой я хорошо знал. «Сrazy russian», говорите вы? Окей, вы даже не представляете, насколько я могу быть крейзи, думал я, стоя под теплыми струйками воды. Дайте мне только освоиться, тогда и посмотрим, кто из нас «крейзи», а кто кузькина мать.

Я уже третий месяц проживал в лагере Заатари, за это время успел сдружиться с некоторыми его обитателями, а с другими держал вооруженный нейтралитет. На третий день моего пребывания здесь случилось то, что было неизбежно: у меня начались месячные, которых все это время я ждал с опасением. Помню, как раньше немного снисходительно смотрел на своих девушек, которые в «эти дни» вели себя нервозно и плаксиво: подумаешь, болит живот, вот зубная боль — это, реально, жесть.

Отрезвление и понимание, что я был в корне неправ, пришло в первый же день. Сочувствие ко всем девушкам разом и отсутствие радости жизни — во второй. Безразличие и желание сдохнуть — на третий. Философский спор между мужчинами и женщинами, что труднее, бриться каждый день или месячные и роды, окончательно и бесповоротно был решен в пользу последних. Никакое месячное бритье каждый день не сравнится по тяжести с одним днем из месячных. Это даже не подлежит обсуждению!

Три дня я промучался, валяясь в кровати, даже болеутоляющие таблетки, данные мне англичанкой Гвинет, не помогли сколь-либо существенно. Мне очень помогла дружеская поддержка Аиши, той самой сирийки, одной из двух сестер, которой не было в момент моего заселения в палатку. Ее сестра Селима, которая также жила с нами, была секретарем господина Труассо, той самой арабкой в брючном костюме, что я видел в день приезда. Сам господин Труассо навестил нас единожды, перекинулся парой слов с француженками на их языке. Будучи уроженцем Квебека, он не упускал момента показать свою франкоязычность. Сделал пару замечаний Сидни, одной из американок, и удалился, удостоив меня мимолетным взглядом.

Саид, мой верный сириец, практически каждый день приходил после окончания рабочего дня. Мы разговаривали по-русски, потом переходили на английский, а в конце учили пару фраз на арабском, чаще всего встречающиеся в быту. Результатом таких занятий стало то, что на английском я мог довольно сносно объясняться. Единственной проблемой были склонения глаголов в разных временах, и это часто являлось объектом насмешек со стороны сакского большинства. Если наши занятия будут продолжаться в том же объеме, через пару месяцев английская грамматика выкинет белый флаг, в этом я не сомневался.

Но я брал реванш, когда, выйдя из душа, щеголял нагишом, доходя до своей кровати и намеренно долго одеваясь, сознательно принимая соблазнительные позы. В палатке не бывало мужчин и, чего уж, между нами, девочками стесняться, особенно если ты королева в деревне. Нет ничего болезненнее для женщины, чем осознание превосходства соперницы в красоте, такое интеллектом не прикроешь.