Они оба прошли в комнату и, при участии Марии, мы снова повторили наши действия по пути в лагерь беженцев. Я должна была изображать дочь Мухаджира, а чтобы меня не вычислили, я должна была изображать немую с рождения, поэтому мне категорически было запрещено пытаться разговаривать в случае проверки. После того, как мы дважды прошлись по сценарию, и от меня было получено четкое заверение, что я слепа и нема во всем, что касается общения, Маджид прочитал коротенькую молитву и, проведя руками по лицу, поднялся. Он что-то отрывисто сказал брату и вышел в дверь. За ним, взяв в руки мой чемодан, спустились мы все. Мухаджир замыкал наше шествие, он же закрыл квартиру и передал ключ брату.

Пройдя метров сорок, мы свернули в проулок, где стояла машина продавца зеленью. Это был фургончик, кажется Isuzu, состоящий из полуторной кабины на пять мест и грузового каркасного отсека, обтянутого тентом. Мой чемодан Мухаджир поставил во втором пассажирском ряду, а мне открыл пассажирскую дверь первого ряда, рядом с собой.

— Я думал, у них женщинам не принято садиться спереди, — обратился я к Марии.

Арабы — это целый отдельный мир, со своими законами и обычаями, и нет хуже врага, чем оскорбленный араб. Он будет долго выжидать и непременно отомстит, когда сам обидчик уже давно забудет про нанесенную обиду. Поэтому я старался не нарушить невзначай местные обычаи, не хватало еще ко всем моим проблемам получить затаившего обиду врага.

— Это касается жен, дочерям такое не запрещается, — сразу ответила мне Мария и перевела мои слова для арабов. Они заулыбались и Маджид, подойдя ко мне, нежно притянул меня к себе: я уткнулся носом в плечо старика. От него пахло специями и какими-то восточными благовониями. Этот старик серьезно изменил мое отношение к арабам: до знакомства с ним я считал их вредными, падкими на лесть мужчинами, готовыми обязательно тебя обдурить и воспользоваться ситуацией. Иногда достаточно одного человека, чтобы коренным образом изменить мнение о народе.

Мария кинулась мне на грудь, совсем не скрывая эмоций и со слезами на глазах.

— Я буду скучать по тебе, Саша, но я буду звонить. Только отвечай мне, пожалуйста, иначе я буду волноваться. Девушка негромко всхлипнула, а потом неожиданно крепко поцеловала меня в губы: полные сочные губы накрыли мои, я непроизвольно дернулся, но потом ответил на этот страстный поцелуй и вдруг, к своему удивлению, почувствовал нарастающее приятное чувство, которое зародилось внизу живота и легкой перебежкой устремилось к груди. Мне даже пришлось сдержать рвущийся из груди сладостный стон, столь приятны были ощущения. Но это могло быть неправильно расценено братьями, которые тактично отошли и даже отвернулись, давая время нам проститься. Мария оторвалась от моих губ и, смахнув слезу с глаз, улыбнулась мне:

— Я хотела поцеловать тебя почти с первого раза, ты такая милашка. Обескураженный ее заявлением, я не нашелся сразу с ответом и просто помахал ей рукой, забираясь в кабину, что мне далось нелегко: длинный подол абаи путался под ногами, щеки по-прежнему горели. Мое состояние меня реально напрягло. Мало того, что я оказался в женском теле, так во мне, возможно, скрывается лесбийская натура?