– Почему?

– Потому что если ты не вернешь, я не смогу тебе сделать больно.

Даже не хочу говорить, сколько оно стоит. Три тысячи долларов.

Когда пропускают день возврата, начинают вести себя так, будто одолжение делают, если хоть что-нибудь вернут.

– Это че, типа настоящий Пикассо?

– Ну, папа собирает его поздние работы.

– Тут же члены сплошные.

– Ну так Пикассо к тому времени был уже стариком.

Покупайте землю, Бог ее больше не делает.

Член сердцу приказывает только в путь.

– Да ладно, Молтисанти! Хорошая партия.

– Высокий темный социопат.

– Да, конечно! Шайка белых гоняет черных по гетто. Это вообще никакого внимания не привлечет.

– От меня-то ты чего хочешь?

– Повлияй, позвони кому надо, чтоб отряд любителей пончиков вышел на этих говнюков.

– Ты что, хочешь закончить как мой дядя Джуниор?

– Или еще хуже – как Поли?

– Ладно, послушайте, я знаю что я был не прав, ок? Можете не верить, но я на самом деле упражнялся в контроле импульсов, и я контролировал свой гнев. Вот с сыном: я ему показывал старый квартал, и к нам пристали какие-то наркоманы. У одного из них был ствол, другая бросила в машину бутылку. Это, может, и не покажется важным, но я сдержался, я уехал.

– Что ж, в будущем я попрошу вас, чтобы относились ко мне так же, как и к наркоману.

В Вегас? Хотите, чтобы вас обвенчал двойник Элвиса?

Я ведь вам говорил, молодые люди, что крэк – это херовая штука.

– Знаешь, чего в тюрьме страшно не хватает? Была неделя, когда я был готов в тюрьме убить за леденцы.

– Надо было мне сказать, я бы тебе подогнал.

Да и до того как меня закрыли, он ко мне относился как к стремной девке на танцплощадке.

Раньше думал, то что я делал меняло что-то к лучшему. Программы против наркотиков, движение за право голоса…но с годами это стало как говно против ветра кидать.

Революцию… Революция продана, Рони.

У него во всем теле рак, рак не уважает никого.

– Как думаешь, он носит калоприемник?

– Кто что носит?

– Ну этот, калоприемник, старик Фьюрио. Просто маме скорей всего придется носить такой же.

– Слушай, может, мы не будем об этом говорить?

Поли, все состарятся и умрут.

– Наступить в лошадиное говно – это хорошая примета. Спроси кого угодно на конюшне.

– Это правда.

– Ну что тогда вы целыми днями по говну не топчетесь?

Вот, чего понять не могу: когда я был пацаном, вы двое были пожилыми тетками. А теперь я старый, и вы обе все такие же старые.

– Нет, Тони, пожалуйста, послушай! Ральф ненормальный на самом деле, понимаешь? Он заставляет меня делать всякое, но это вовсе не секс. Вот прошлой ночью я хотела, чтоб он меня просто оттрахал, чтобы я могла вернуться к тебе, но он захотел чтобы я ему воском со свечи на яйца капала, а потом ушел в ванну дрочить. По-моему, это не секс.

– А на прошлой неделе, богом клянусь, он попросил меня потереть ему член теркой для сыра, да посильнее.

Мне в детстве постоянно влетало, но я не ищу себе бабу, которая провода автомобильного прикуривателя приделает мне на одно место