– Не-не-не, сейчас я ничем не занят.

– Вижу, паренек протирает ему лобовое стекло, в зеленой кепке такой.

– Так много?

– Птицы тут летают, кусты через дорогу.

– Ну, я смогу добраться за полчаса.

– Вижу не то кролика, не то белку, может опоссум.

– Ладно, увидимся.

– Ну, продолжение следует. Похоже, я нужен Тони, увидимся в другой раз.

Он уже 2 года как умер. На самом деле срок годности по этой теме вышел на прошлой неделе.

– Мистер Любимов два часа оттирал вашу мочу. ДНК полностью совпадает.

– Он первый начал, я могу все пересдать.

– Я впахиваю, чтобы платить за все это! Дом на шесть тысяч квадратных футов, жратва на столе, видеоигры, всякие скутеры и велики, колумбийский университет, и чего ради? Ради вот этого?

– Хреново быть тобой.

– Я не соглашался никуда ехать.

– Мы просто смотрим.

– Мы просто смотрим, а потом ты туда поедешь.

– Знаете, мы никогда не обсуждали, что вы желаете своим детям.

– Я не хочу, чтобы они валялись в Бунтоне с простреленной рожей.

– Давай не будем невинность изображать.

– Когда я соберусь изобразить невинность, я тебе скажу.

– Постоянно давят, и родители тоже. Сестра учится в Колумбии и родители ждут, что и я туда поеду.

– Мы называем это «тухлое мышление». Это как у алкоголика: никто его не заставляет, он сам пьет.

– Я не алкоголик.

Это тебе четко разъяснят. А пока запомни выражение: будь проще.

– Чем Хадсон отличается от твоей прежней школы?

– Я не знаю.

– Я понимаю, что не знаешь. Я вот, что тебе расскажу: в твоей школе, и это неплохая школа, ты прав, слишком большой упор на то, что хорошо для тебя, что хорошо для Джонни, что хорошо для Дженни. А здесь: высшее благо – что хорошо для армии.

Мы даем детям слишком много альтернатив. Неудивительно, что они теряются, а потом, когда все становится плохо, спихиваем их в вечно стремящуюся к прибыли индустрию реабилитации.

– Ты хочешь сделать из него профессионального убийцу?

– Может хватит уже? Они солдаты, армия соединенных штатов ни в каких войнах не участвует.

– Они маршировали с винтовками, Тони!

– Это символы, стволы заткнуты.

– Символы чего?

– Уважения!

Он считает, что весь мир на его чувствах держится. Пусть научится быть мужиком!

– Ты опоздал.

– Завтра я приду вовремя. А ты останешься дураком навсегда.

В музее носов выставили Мону Лизу.

Эту тему я тебе подарил, пока ты целыми днями своих жирных свиней трахал в офисе столярного профсоюза.

– Я опять за рулем ни с того ни с сего!

– Ну и что? Я должен объяснять, почему мне надо, чтобы на этой неделе возил ты?

– Не дай бог ты что-то объяснишь!

– Энтони, я тебе рассказывал, как у меня был «Харлей»? Я на нем мог уделывать «Порши».

– Но не «Бокстер» моего папы.

– Тебя как зовут?

– Мэтт.

– Мэтт, без обид, но «Бокстер» твоего папы – это «Порш» в бабских трусах.

– Ты ж не еврей, а, Мэтт?

– Наполовину.

– А, не важно, он понимает, что это шутка.

– Ты что здесь делаешь?

– Да был тут рядом у Бакулы, решил заглянуть поздороваться.

– Хорошо, хорошо. Как он?

– Он жирный.

В нем карат больше, чем в Багзе Банни.