Заказ подоспел аккурат к последней затяжке. Козинцев поблагодарил официанта, поднял крышку с судка с горячим и, заткнув за ворот салфетку, приступил было к трапезе, но тут обнаружил, что официант все еще стоит рядом. Хмыкнув, Козинцев полез в карман полевого подполковничьего кителя – за чаевыми.
– Вот, любезный. Прими-ка от щедрот. – Козинцев протянул официанту два девятирублевика.
Официант, однако, денег не принял.
– Не извольте беспокоиться, Лавр Бенедиктович, – сказал он вместо этого странно знакомым, совсем не мужским голосом, от звуков которого по спине Козинцева промчались галопом ледяные мураши, и валькирия, пронесшись мимо на ином плане бытия, лениво шевельнула корни волос ветром от своих крыльев.
На него спокойно и выжидающе смотрела пара самых прекрасных на свете глаз, которые он уже и не чаял увидеть.
– Ф-фима, – только и сказал, заикаясь, Козинцев.
Отходя от процедуры приживления гальдраставов, Козинцев скользил разумом по структуре Мироздания. Тело же, облаченное в казенный халат, отдыхало в удобном кресле у окна лазарета Третьего Отделения на верхнем ярусе одной из трех башен неонордической архитектуры, что были пристроены к классическим очертаниям Микаэлевского дворца в последние полвека.
Предплечья, плечи и спина зудились, привыкая к гальдраставам. Рунические символы, исполненные дремлющей Силы, хранились в Арсенале за семью печатями и извлекались оттуда лишь по особенным случаям. Стало быть, ситуация и впрямь серьезнее некуда. В Шанхае, к примеру, гальдраставов у Козинцева не было – Канцелярия купилась на умело подброшенную дезу, и обманчиво безобидная операция обернулась катастрофой.
На ошибках учатся. Теперь он готов встретить врага во всеоружии.
В западном направлении над морем крыш в неярких лучах солнца горели сусальным золотом долгоскатные крыши главного храма Империи. Золотой меч Тира сиял на шпиле высоко над городскими кварталами. Золотая цепь, опоясывавшая храм над уровнем первого яруса, впечатляла массивностью звеньев, являясь свидетельством богатства Империи.
Капище, символизируя Круги Мироздания, земные и небесные, разбегалось от храма концентрическими кругами каменных стел, изукрашенных тонкой резьбой. Круги рассекались радиальными аллеями, по которым степенно прогуливались служители культов. В центре сквера с алатырь-камня тянул к небу ветви молодой – саженей тридцати еще в высоту – иггдрасиль.
Когда несколько лет спустя его ствол достигнет толщины в десятки обхватов, его верхушка пройдет сквозь вечные облака и коснется ствола Большого Древа. Вплетется в него, сольется с плотью Праотца, разделит с ним силу, окрепнет и возмужает, превратившись в еще один из Корней, неутомимо вгрызающихся в твердь земную, чтобы добраться до пламени ядра, досыта напиться нестерпимым жаром – а потом отдать его миру.
Все это уже было, было… Эоны назад, до Великой Битвы, Древо Древ спустилось к Солнцу из межмирового эфира и оплело каждый из десяти миров, нанизав их на свои ветви, пустив в них корни, связав и объединив их. Возникший путь между мирами был долог, но преодолим, а для торопыг построен был богами Радужный Мост. Боги, люди и нелюди без страха странствовали между мирами.