Неудивительно, что люди шумно ликовали. Это означало стабильность, процветание, окончание войн, длящихся более тридцати лет. Да и сотни лет до этого. Конец постоянных побоищ, обезглавливаний и повешений.

Кроме его повешения, разумеется.

Прошлые короли были известны тем, что миловали некоторых преступников в знак королевского брака, рождения или смерти, иногда освобождая целые тюрьмы. Это было, по довольно предвзятому мнению Рэнда, хорошим обычаем. Не то чтобы он осмеливался надеяться на него.

Рэнд был рад за Генриха, искренне рад. На самом деле, даже если бы у него был малейший шанс, он бы хотел шлепнуть этого напыщенного идиота, который когда-то был его другом, по его королевской заднице.

Когда его рука сжалась в кулак, он посмотрел вниз и увидел, что его пальцы скомкали свисающий конец знака расположения Изабель, который был засунут за манжету его рубашки. Он вытащил его, протянул через ладони с чувственным удовольствием от скольжения шелка, как скольжение ее одежды под его твердыми руками. Но нет, он не должен теряться в таких вещах снова.

Несколькими умелыми движениями он завязал длинную полосу выше локтя, где она была в день турнира. Он намотал кусок шелка так, что он стал не больше лоскута. Первоначально белый, символизирующий чистоту, сейчас он был не более чем грязно-серым.

Однако он знал, что так и будет. О да, он знал. Теперь он носил его всегда, его должны непременно похоронить с ним.

Милая Изабель.

Его рот наполнился слюной, когда он думал о вкусе своей жены. Она приходила к нему в сотне снов, сидела рядом с ним, позволяла ему положить голову на ее колени, проводила пальцами по его волосам. Он составил список тысячи вещей, которые он хотел узнать о ней, и еще тысячи, которые он хотел с ней сделать. Он раздевал ее в своем воображении, постепенно снимая ее одежды, пробуя на вкус каждый дюйм ее кожи, наполняя руки ее атласной упругостью.

Воображения должно быть достаточно, поскольку она не приходила к нему с того визита, который оставил яркие воспоминания.

Где она сейчас? Что делает? Жива ли она вообще? И что она сделала с Дэвидом? Его оруженосец не приходил, чтобы облегчить фантазии незаконнорожденного, которые мучили его мозг.

Таким оглушительным был звон колоколов, что он перекрыл шум приближающихся шагов, скрип ключа в замке. Сквозняк от окна, когда дверь открылась, заставил его обернуться.

Перед ним стоял Дэвид как ответ на молитву. Казалось, он стал выше, шире и даже старше со времени последнего визита. Он был запачкан с дороги, или так казалось, его плечи и складки дублета были покрыты пылью, а по лицу стекали коричневые дорожки пота. Усталость была в его глазах, все же они были ярко-голубыми от удовольствия, и его губы изогнулись в улыбке.

Радость подтолкнула Рэнда к нему. Он сжал плечи юноши на мгновение, затем ударил его по руке:

— Где ты был? Ты, сын сатаны! Я думал, что ты уехал на какие-то поиски и забыл меня.

— Я ездил в Винчестер и обратно, сэр, не считая других мест.

— Тогда ты, возможно, знаешь, звонят ли колокола в честь наследника Генриха. Я прав, думая так?