– Я и днем… Не то что ночью. Но Даша смеялась… Ты, говорит, докажи, раз меня любишь. Ладно, говорю… Раз так, я готов… Это же не кладбище…

– Что такое? – встрепенулся Опалин. – Она тебя еще на кладбище посылала?

– Ну…

Кирюха замер, напряженно облизывая губы.

– Посылала или нет? – настаивал Иван.

– Ну, посылала, – нехотя признался собеседник.

– Когда? Когда это было?

– Ве… весной.

– До пасхи? После?

– Я не по…

– А может, она просила тебя чего-нибудь с кладбища прихватить? А? А?

– Да ты что, – забормотал Кирюха, – как же можно…

– А не просила она, например, принести ей череп из могилы? В доказательство того, какой ты храбрый?

Кирюха сидел, хлопая глазами, и по его лицу нельзя было понять – то ли он считает, что Опалин не в себе, то ли, напротив, тот попал в точку, чем испугал собеседника до крайности. Ночной гость казался встревоженным, но что было причиной этой тревоги, мог сказать только он сам.

– Ты, ты… – начал Кирюха нервно. – Это зачем же? Череп! Выдумаешь тоже… Я мертвых не трогаю, не то что некоторые…

– А что, кто-то в Николаевке этим занимается?

– Ну так комиссарша… – пробормотал Кирюха. – Которая в этом доме… – он не стал заканчивать фразу, но и так было понятно, что он имеет в виду. – Ее ведь потом выкопали, голову ей отрубили и повесили на дереве…

Опалин почувствовал, как у него заныл висок.

– Постой, – выдохнул он. – Если ей отрубили голову, как же ее повесили?

– Да за ноги ее повесили, – ответил Кирюха. – Я сам видел. Висит гнилое мясо, а на нем воронье. И головы нет. Потом пошел слух, что ее муж едет… Я тогда один остался в деревне – все бежали. Нет, – поправил он себя, – еще слепой Антошка остался, его бросили, чтобы не мешал. А я после тифа был, еле ноги волочил. Да…

– Кто это сделал? – спросил Опалин.

– Ась?

– Кто выкопал убитую Стрелкову и отрубил ей голову? Только не говори мне, что ты ничего об этом не знаешь…

– Как не знать – знаю, конечно, и все тут знают. Выкопал ее колдун. И голову он же забрал. Он затем ее и выкопал, что ему была нужна ее голова.

– Колдун – это Сергей Иванович Вережников? – спросил Опалин после паузы.

– Ну а кто же еще? Он, беспременно он.

– Он уехал из России в 16-м году. Хочешь сказать, что в гражданскую войну он вернулся?

– Конечно, вернулся. У него тут ценности были, и золотая посуда, и еще много чего. Столько добра! Как же его оставлять-то?

– И ты его видел?

– Я не видел, врать не буду. Но другие видели.

– Кто?

– Да много кто. Дядька мой, Зайцев, который коммунист теперь. Кузнец видел. Бабы видели…

– Так, так. А что там насчет золота? Забрал он его с собой или нет?

– Наверное, забрал, – сказал Кирюха, пожав плечами. – А может, не успел. Из усадьбы, знаешь, многое в то время растаскали… Правда, про золото я что-то не слыхал.

– Долго Сергей Иваныч тут был в тот раз?

– Не знаю. Он прятался.

– Так прятался, что его все видели?

– Ну не все, но его же знали хорошо. И потом, хоть он сто раз колдун, есть-пить ему надо? Спать где-то надо? Ну и вот…

– У кого он прятался?

– Не знаю.

– У священника?

– Э, нет! Отец Даниил его не одобрял.