— Знаю, ты не привыкла. Знаю, что страшно, маленькая, — глажу по волосам, нежно к себе прижимаю. — Все знаю, Даша. Будет время. Сможешь свободно гулять. Сможешь ждать меня у ворот нашего дома. Все будет. И разговоры у камина. Только потом. Потерпи немного. Потерпи.

— Я так боюсь, Влад. Так боюсь тебя потерять…

— Тсссссс…. Я никуда не денусь, Даша. За сто лет пуля меня не взяла — и теперь не возьмет. Не денусь, но если тебя потеряю… Тогда я сдохну, Даша. Просто сдохну. Ты понимаешь?

Кивает, а я вижу, по глазам вижу — ни хрена не понимает.

Не понимает, что мне эти вопросы надо решать, а ей — сидеть в сторонке и не вмешиваться.

По дыханию, по тому, как сердце ее бьется понимаю. Сто раз еще так бросится, если увидит. Хоть что бы сейчас пообещала.

— Девочка моя, — глажу по волосам, нависнув над ней так, что наши волосы переплетаются. Глаза в глаза. Совсем рядом. — Не делай больше глупостей. Никогда. Ты же меня хуже пули так убьешь. Обещай.

— Обещаю, — шепчет, кивая. Проводя пальцами по моим губам. Обещает, и знаю, что врет. Врет, и я поделать ничего не могу.

— Отдыхай, маленькая, — накрываю ее пальцы губами. — Отдыхай. Мне еще разобраться там нужно. Спи. Не дожидайся. Я, может, долго.

Провожу пальцами по глазам, по векам.

И отрываюсь — резко. Потому что невыносимо отрываться от нее.

Слышу, как тихо плачет. Беззвучно. Как капельки по глазам бегут.

— Все закончится, — наклоняюсь, стирая пальцами ее слезы. — Закончится, Даша. Все будет хорошо.

— Иди, Влад, Иди. Тебя надо, — кивает, а сама пальцы мои к щеке прижимает, и они от этого просто горят. — Теперь ведь риска нет?

— Нет, маленькая. Я буду в доме. Если уеду, обязательно скажу. Но это был просто показательный выстрел. Не бойся. Никакой опасности на самом деле нет. Просто Регину нужно найти.

Кивает, и снова вижу — ни слову не верит.

Сжимает в кулаках простыню. А руки белеют от напряжения.

И оставлять ее сейчас, вот так, — немыслимо!

И ведь остаться не могу!

Отстранился — резко, отворачиваясь.

Не от нее, — от реальности этой блядской. Такой, какой она в нашем мире и есть на самом деле. В которой кровью вся жизнь, все, чем дорожишь, по снегу стечь в любой момент может.

Рывком дернул брюки из шкафа, на ходу надевая. Коньяк вытащил.

— Держи, Даша, — приподнимаю ее голову, держу, поднося рюмку, — не успокоилась до сих пор, зубы пусть мелко, а о хрусталь стучат.

— Пей. Тебе надо выпить. Согреться. И успокоиться.

Послушно глотает, закрывая глаза. И все равно — мертвой хваткой в руку мою вцепляется. Будто боится, что выйду за эту дверь и больше не вернусь.

— Вот так, девочка, — выливаю в нее все до капли. — Ложись. Ты переволновалась, — снова глажу по лицу, по волосам. — Все хорошо будет, ну? Я ведь обещал.

Выхожу, тихо прикрывая за собой дверь, когда вижу, что расслабилась, что тело, до сих пор скорченное, наконец обмякло.

— Василий, — быстро проходу в кабинет, тут же плескаю полный стакан вискаря.

К херам — отшвыриваю, глотая прямо из бутылки.

До сих пор трясет, впервые в жизни. По-настоящему, блядь, просто лихорадкой пробирает.