Смех близнецов внес в дом радость. Люси испустила глубокий вздох, в котором Шарко почувствовал все отчаяние мира.
– Как я ни стараюсь, ничего не получается. У меня нет сил сидеть на работе и весь день притворяться, пугаться каждого звонка, каждого взгляда и видеть, как мои коллеги несутся прямиком в стену из-за ложных умозаключений. Это как… постоянное предательство. Когда пришел баллистик и заговорил о двух возможных выстрелах, я думала, что просто растекусь на месте. И так же, когда вернулась в подвал с Николя. Отметина была прямо у него над головой, а я снова видела себя на земле с пластиком на лице…
Она помолчала, устремив пустой взгляд куда-то вдаль.
– …Если бы Николя ее обнаружил, эту отметину, не знаю, как бы я среагировала. Даже ночью мне страшно… Страшно, что они позвонят в дверь, потому что докопались до правды. Они слишком хороши. Рано или поздно…
Шарко схватил ее руки и сжал в своих:
– Нет, они нас не поймают.
– Еще как поймают. В конце концов этим всегда кончается, ты же знаешь. Копы ловят виновных и в фильмах, и в жизни. Николя вцепился в расследование, как бешеный пес, оно стало для него личным делом. Как можно думать о жизни и строить планы с бритвой у горла?
Стоит ей сломаться, и все будет кончено. То мгновение, которого Франк ждал так долго, пришло. Она была готова услышать тайны, долгие годы хранившиеся в сейфе его памяти.
– Помнишь, я тебе говорил о скелетах в шкафу?
Она молча кивнула.
– Так вот, у меня есть скелеты, Люси. У меня их столько, что дверцы не захлопываются, даже если врезать солдатским ботинком. Можно сказать, что по-настоящему это началось с дела «Синдром Е», хотя уже тогда за мной тянулся хвост погремушек… Мы с тобой были едва знакомы. Ты только приехала с севера и была сама невинность, а я был парнем из уголовной полиции, который все повидал. Я был в Египте, когда это случилось в первый раз. Атеф Абд эль-Ааль, вот как звали того типа…
Люси постаралась вспомнить. Их первое общее расследование… Франк уехал в Каир по делам следствия.
– В какой-то момент все пошло плохо. Тот тип оглушил меня и привязал к стулу в хибаре посреди пустыни. Он был готов убить меня, как Рамирес был готов убить тебя.
– Ты… ты никогда об этом не говорил.
– Не из тех историй, которые рассказывают на первом свидании. Когда… когда мне удалось высвободиться, я резко оттолкнул его, и он напоролся на железный прут. Но не умер. Я был один в пустыне, температура градусов сорок пять. Жара может свести с ума, знаешь? Мозг перегревается, сосуды лопаются, и тут ты вытворяешь такое, что и в голову бы никогда не пришло в нормальном состоянии.
Он посмотрел на свои руки, тяжелые безжалостные руки, которые однажды отняли жизнь. Сейчас он вновь оказался там, посреди моря песка.
– Получилось, словно… я должен решить судьбу этого мерзавца, который совершил кучу гнусностей. Словно я и коп, и судья, и никто не может решить за меня. Я… я не мог оставить его в живых, только не после всего, что он сделал. И потом, ему и так досталось, скорее всего, он все равно бы не выкарабкался. Оставалось лишь ускорить ход событий. Я поджег хибару и уехал на его машине. Я не просто хотел, чтобы он умер. Я хотел, чтобы он страдал.