Больше она от него таких слов не услышит, можно не сомневаться.

Чтобы скрыть разочарование, Вика поднялась, подошла к холодильнику.

– Ты, наверное, голодный… – Мрачным взглядом она окинула пустые полки, лишь на дверце холодильника обнаружилась упаковка йогуртов, привезенная Балахоновым.

Сергей улыбнулся:

– Я это предвидел. – И достал из спортивной сумки хлеб и кусок сыра.

Вика приготовила бутерброды, заварила чай. Сама она даже не пыталась есть, честно признавшись Дайнеге в своем неврозе. Сергей, для которого хорошее питание было чуть ли не краеугольным камнем мироздания, встревожился.

– Ты так жестко говоришь со мной, – пожаловалась Вика. – Но я действительно не считала, что поступаю плохо. Почему я не могу получать гонорар за хорошую работу? Все так делают. Возьми хоть адвокатов. Они за каждое судебное заседание берут не меньше четырех тысяч, причем в их руках только свобода и имущество, а в моих – здоровье.

– Вика, не оправдывайся.

– Я не оправдываюсь. Просто думаю: вдруг я была не права? Почти все врачи берут, и я всю жизнь считала это нормальным, а теперь чувствую себя опозоренной. Мне стыдно.

Сергей невесело усмехнулся. Вика крутила в руках чайную ложку и искоса поглядывала на него. Они не виделись шесть с лишним лет, но он почти не изменился: такой же крепыш, огромные серые глаза смотрят на мир так же открыто и прямо, как раньше. Он никогда не был красавцем, его лицо с крупными неправильными чертами напоминало карандашный набросок, но сделанный, безусловно, рукой мастера. За несоразмерно большой лоб Вика дразнила Дайнегу гуманоидом, а за горбатый нос и круглые глаза – изумленным филином, но сейчас об этом нельзя даже вспоминать. Они мирно сидят за столом, словно не было ее позорного ухода к Андрею. Но и самозабвенной любви Сергея будто тоже никогда не было. Добрые друзья…

– Витька, не ври. Тебе стыдно только за то, что ты попалась, а другие – нет. Ты всегда не могла терпеть, когда у тебя что-то получается хуже, чем у других.

Он прав, конечно.

– Но именно у этой тетки я никаких денег не просила!

– Ты сделала ей операцию?

– Нет.

– В таком случае не обманывай себя.

Она внезапно разозлилась. Это была привычная, уютная злость из прошлого. Именно так она бесилась раньше, когда Дайнега пытался ей возражать. Но сейчас нельзя давать волю чувствам.

Она прошлась по комнате, убрала со стола. Наконец собралась с духом:

– Сергей, зачем ты здесь?

– Зарадити горю.

– Зачем? С какой стати ты прилетел из другого полушария?

Наступила долгая пауза.

Вот сейчас он встанет и уйдет, и тогда она упадет в такой омут отчаяния, из которого уже не выберется никогда.

Наконец он поднял на нее глаза:

– С такой стати, что в тюрьме нет Интернета. А я хочу получать от тебя письма.

– Я смогу тебе обычные писать.

– Вика… – Сергей тяжело вздохнул. – Наша молодость прошла, а два года с тобой – лучшее воспоминание моей жизни. Если я тебе сейчас не помогу, это лучшее воспоминание превратится в воспоминание о моей подлости. Ради памяти о наших отношениях не отвергай мою помощь.

– Хорошо, не буду.

Он ни словом, ни жестом не дал ей повода думать, что хочет разделить с ней постель.