– Ладно, допустим. Почему же тогда Гинзбург утверждает, что вы требовали у нее десять тысяч рублей за операцию, а когда она отказалась платить, просто выписали из больницы?

«Моя такса – пятнадцать!» – чуть не брякнула Вика.

– Я не вела с ней никаких разговоров о деньгах. Ни в какой форме. И мы не просто выписали ее, а направили в областную больницу.

– Но она не получила от вас никакого направления.

– Правильно. Мы пишем рекомендацию в эпикризе, потом с этим эпикризом пациент идет в поликлинику, где ему дают направление на основании нашей рекомендации. Подписав это направление у начмеда, он едет в областную, там его смотрит врач и назначает дату госпитализации. Он возвращается в поликлинику, сдает необходимые анализы и получает новое, окончательное направление.

– Вы издеваетесь? – вскричал следователь.

– Нет. Правила такие. Их не я придумала. В отличие от всего остального мирового зла, – не удержалась от сарказма Вика.

– Это надо придумать такие правила! Будто специально, чтобы было за что взятки брать! А почему вы сами не можете выписать официальную бумажку? Вы же такие же врачи, как в поликлинике, даже лучше.

– Мы не имеем права. Простите, мы будем обсуждать несовершенства организации медицины или вернемся к моему делу?

Поворчав немного, что нужно иметь гранитное здоровье и железные нервы, чтобы лечиться по страховому полису, следователь продолжил допрос, исподволь убеждая Вику признать вину.

Но она стояла насмерть. Диктофон ее оправдывает. Непонятно, на что рассчитывала эта дура, включая запись. Странная, абсурдная ситуация… Балахонов говорил, тетка была счастлива, получив рекомендацию в областную, радовалась, что будет лечиться в элитной клинике. И вдруг такое… Главное, была бы хоть нищая, так нет. Золота столько, что, если продать, на десять операций хватит.

– Что ж, Виктория Александровна, – вздохнул следователь, – вы отрицаете свою вину, тем не менее я вынужден возбудить уголовное дело. Давайте подумаем о мере пресечения.

Сердце тоскливо заныло. Неужели ее посадят в камеру?

– Вы имеете постоянную работу, это я понял. А прописаны в Петербурге, верно?

– Да, я прописана у родителей. Но давно живу здесь, у нас с мужем здесь дача, – скромно призналась Вика.

Слова «загородный дом» вряд ли пойдут ей сейчас впрок.

– И вы круглый год живете на даче?

– Да, а что делать? Лучше, чем снимать жилье, согласитесь.

– Возможно. Ладно, не буду вас томить. Подписка о невыезде. Я вижу, вы человек разумный и понимаете, что бегать от следствия бессмысленно. По какому адресу будем оформлять?

– Если можно, здесь.

– Можно. Итак, вы должны быть постоянно доступны для следствия, вы не можете выезжать за пределы города более чем на сутки. Кстати, не вздумайте уволиться с работы. Работодателя мы обязываем немедленно сообщать, если поступает заявление об уходе. Можем расценить это как попытку к бегству, тогда мера будет изменена.

Следователь с пулеметной скоростью настрочил протокол, она подписала. Выключив диктофон, следователь неожиданно тепло улыбнулся:

– Не волнуйтесь, Виктория Александровна. Я вижу в вашем деле хорошую перспективу для вас, диктофонная запись однозначно свидетельствует в вашу пользу. Главное – не делайте глупостей, сотрудничайте со следствием и спокойно дожидайтесь суда. И ради бога, не попадайтесь больше на взятках.