Леша принялся внимательно изучать конверт, словно сомневался в его реальности.

– А это что такое? – Он ткнул пальцем в угол белого прямоугольника.

– Что вас смущает? – Оперативник был сама любезность.

Вика вышла из оцепенения: в самом деле, какой подвох может быть в обычном конверте?

– Вот здесь! Что это такое?

– Ничего…

– Как это – ничего? На мой непросвещенный взгляд, так это жвачка. А может, и клей какой.

Ах ты черт! Вот почему она не могла вытащить злополучный конверт из кармана! Ай да директор! Все продумала!

Оперативник пожал плечами и подвинул Леше бланк с ручкой.

– Допустим, жвачка, и что дальше? Мало ли что носит в кармане Виктория Александровна.

– Она не пятилетняя девочка, чтобы жвачку в кармане таскать! – отрезал Леша. – Я требую указать это в протоколе, иначе подписывать не буду.

– Алексей Михайлович, ну какое это имеет значение?

– Не знаю. Вы сами сказали, чтобы я не оценивал доказательства, а подтверждал факты. Жвачка – это факт, и я хочу его подтвердить.

– Ну хорошо, – поморщился оперативник и стал вписывать в протокол про жвачку.

Потом ее повели к машине.

Можно было спуститься по служебной лестнице, но, как нарочно, оперативники конвоировали ее к центральному входу, словно хотели, чтобы как можно больше сотрудников узнали о ее позоре. У Вики не хватило сил идти с гордо поднятой головой, она угрюмо смотрела под ноги. Балахонов шел рядом и, когда ее усадили в машину, ободряюще помахал рукой.

Вика думала, что ее отправят в камеру, и по дороге готовилась к этому испытанию. Но ее сразу повели в кабинет следователя.

Она села на предложенный стул. Следователь оказался усталым мужчиной лет сорока, с потухшим взглядом и весь какой-то пыльный. Никак не соответствовал своему светлому кабинету с модной офисной мебелью.

– Виктория Александровна, вы готовы к разговору? – спросил он мягко.

– Да, разумеется, – ответила она в таком же тоне и приободрилась.

Это была не обманчивая иезуитская мягкость, нет, Вика почувствовала, что за дружелюбием следователя не скрывается ничего, кроме равнодушия. Если его не злить, он не будет к ней суров.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Вряд ли на этом стуле кто-то чувствует себя хорошо, – улыбнулась Вика. – Но я здорова и могу отвечать на ваши вопросы.

– Не возражаете против диктофонной записи?

– Нисколько.

– Хотите, чтобы при нашей беседе присутствовал адвокат?

Вика задумалась.

– Пожалуй, нет. Я готова честно отвечать на все ваши вопросы, зачем мне адвокат?

– Хорошо.

Покончив с формальностями, следователь сообщил, что ее обвиняют в вымогательстве взятки.

– Я ничего не вымогала. Эта женщина…

– Гражданка Гинзбург.

– Пусть так. Она без всякой предварительной договоренности явилась ко мне и сунула в карман деньги. С таким же успехом в конверте могли оказаться наркотики или чертежи новой баллистической ракеты. Вы бы меня тогда обвинили в наркоторговле и шпионаже?

– Виктория Александровна, давайте не будем строить пустых предположений.

– На диктофонной записи ясно слышно, как я отказываюсь. Единственное, в чем меня можно обвинить, так это в плохой реакции. Она так быстро и неожиданно сунула этот конверт в мой карман, что я просто не успела ничего сделать.