| 1.1917 | 29 600к | 16 400к + 10 000з | Первая мировая война до 1 января 1917 г. |
| 9.1917 | 41 400 | 22 000 + 12 000з[79] | Первая мировая война до 1 сентября 1917 г. (без довоенного долга Германии 1,1 млрд. з) |
к — кредитными рублями; з — золотыми рублями
За три года войны Россия заняла за границей почти в 1,5 раза больше, чем за 20 предшествующих лет интенсивной, догоняющей индустриализации. В обеспечение кредитов во время войны в «союзную» Англию была вывезена почти треть всех золотых резервов России[80]. Внешний долг России к 09.1917 составлял примерно 3 млрд. ф.ст. по курсу (1913 г.), что было в 1,5 раза больше предельных репараций с побежденной Германии, которые она, по мнению Дж. Кейнса, физически могла выплатить (2 млрд. ф.ст.)>{879}. Даже с чисто технической точки зрения вернуть этот долг было невозможно: отношение внешнего долга к экспорту из России в 1913 г. превышало соответствующее отношение предельных германских репараций (по Кейнсу) к экспорту из Германии в 1913 г. почти в 5,5 раз!>{880}
И этот долг никто не собирался списывать: требования полного и безусловного погашения всех внешних обязательств царской России неизменно предъявлялись ко всем правительствам Белых армий, получавшим помощь интервентов. Признание долга было первым условием предоставления помощи и признания. Правительство Колчака, уже на третий день с момента своего появления, приняло «к непременному исполнению» все денежные обязательства по внутренним и внешним государственным займам всех прежних правительств России>{881}. Принципиальную важность вопроса подчеркивала и статья из The New York Times (1920 г.), где отмечалось: «Прежде всего, Врангель признает действующими обязательства царей перед другими странами»>{882}.
Совокупный внутренний и внешний долг России и Германии более чем в 1,5 раза превышали их национальный доход в 1913 г. Немецкие кредиторы потребовали от своего государства полного погашения внутреннего долга, что к 1922 г. вместе с требованием союзников о выплате первого транша репараций привело Германию к банкротству и обрушило курс марки в петлю гиперинфляции[81].
Аналогичная судьба ожидала и Россию, если бы она только попыталась сделать первый платеж по своим обязательствам[82]. Тем не менее, «союзники» после интервенции требовали от советского правительства полного погашения всех внешних долгов[83].
Русский представитель во Франции граф А. Игнатьев в связи с этим приходил к выводу, что союзники, видимо, рассматривали Россию не иначе «как будущую колонию»>{884}. Большевики отказались выплачивать долги прежних правительств, по поводу чего Великий князь Александр Михайлович заметил: «Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников»>{885}. Другой представитель прежней русской элиты А. Бобрищев-Пушкин писал: «Россия, обремененная многомиллиардным долгом союзникам, бывшая накануне совершенно невероятных комбинаций чужих и своих капиталистов, которые все запустили бы в ее тело свои когти после войны, после ее же победы,