В начале XX века любили оглядываться назад, вспоминать начало прошлого века. Конрад Гюнтер поминал художников XIX века, писавших леса в их прежнем состоянии – таком, какое теперь следовало бы воссоздать: «Ведь большинство людей представляют себе древнегерманский первичный лес так, как живописали его на своих изумительных сказочных полотнах Швинд и Фогель, или как он представлен на сцене во втором акте „Зигфрида“». Позже документами исходного состояния природы считались в первую очередь картины Каспара Давида Фридриха. В фотоальбоме Ганса Вольфганга Бема и Юстуса Бётхера [Behm, Böttcher] «Охраняемые природные территории Германии», изданном в 30-е годы XX века, эти картины сопоставлялись с современными фотографиями. Они должны были продемонстрировать, «насколько решительно изменился облик Германии за последние 100 лет», как было написано во введении. В первой же главе книги «На подступах к охране природы» приведена иллюстрация с «Одиноким деревом» Каспара Давида Фридриха – одиночным дубом из Исполинских гор. Перелистнув страницу, читатель видел фотографию со следующей подписью: «Хазбрух (Ольденбург): как гигантский дракон, лежит могучий ствол упавшего „Толстого дуба“[142] на мшистой лесной земле». Один из тех старых дубов, которые за несколько десятилетий до того так впечатлили Гюнтера, теперь ослабел и рухнул от старости. «Послание» было прозрачным: старые германские дубы гибнут; настало время защитить старые дубы! Ведь они, согласно Гюнтеру и его сторонникам, были особенно характерны для «природы», хотя, как уже упоминалось, несли на себе следы скорее культуры, чем природы. Характерные признаки пастбищных деревьев можно разглядеть и на дубе, изображенном Фридрихом: это дерево также выросло не в «естественных» условиях.

Стареющие деревья со следами интенсивного пользования обладали для многих, особенно защитников природы, высокой эстетической привлекательностью. Их считали признаками первичности, подлинности ландшафта, а места, где они росли, – достойными особой охраны: именно пастбищные леса и пустоши, такие как объявленная в 1921 году охраняемым природным парком Люнебургская пустошь вокруг холма Вильзедерберг, можжевеловые пустоши известняковых гор и участки высокогорных лугов в последующие годы были взяты под охрану.

Вальтер Шёнихен[143], руководитель сначала Государственной службы ухода за памятниками природы в Пруссии, а затем Имперской службы охраны природы в Берлине, в 1934 году опубликовал книгу «Древние первичные леса в немецких землях. Картины борьбы немецкого человека с первобытным ландшафтом» [Schoenichen, 1934]. На читателя во всей своей воинственности обрушивается дух времени: