Может быть, работник обязан предотвратить ЧП, но, если план вдруг меняется, работник не знает, что ему делать. Паралич может возникать из-за того, что распределение обязанностей размывает ответственность, но есть и еще одна проблема – масштаб.

Мы видели эту проблему в ходе вьетнамской войны. Большинство (предположим) считало, что этот образ действий абсурден, но проще продолжать, чем прекратить, – в особенности потому, что всегда можно придумать тысячу причин, почему так будет лучше (модификация басни «Лиса и виноград», ныне известная как когнитивный диссонанс). Мы видели ту же самую проблему в отношении США к Саудовской Аравии. После нападения на Всемирный торговый центр (бо́льшая часть террористов были саудовскими гражданами) ясно, что кое-кто в непричастном королевстве так или иначе приложил руку к атаке. Однако бюрократы, страшась перебоев с нефтью, не приняли верного решения и поддержали вместо этого абсурдное вторжение в Ирак, потому что так им казалось проще.

С 2001 года политика борьбы с исламскими террористами заключалась, как бы это помягче, в том, чтобы не замечать в комнате слона: мы лечим симптомы и игнорируем болезнь. Политуправленцы и медленно соображающие бюрократы тупят, позволяя терроризму расти и игнорируя его корни, – ведь это оптимальный образ действий, чтобы сохранить свое место, даже если это не оптимальный образ действий для страны. Мы потеряли целое поколение: те, кто после 11 сентября ходил в среднюю школу Саудовской Аравии («нашего союзника»), повзрослели, прониклись верой в салафитское насилие и его поддерживают, в том числе финансово. Хуже того, ваххабиты используют прибыль от нефти, чтобы ускорить промывку мозгов через медресе на Востоке и на Западе. Вместо того чтобы вторгаться в Ирак, взрывать Джихадиста Джона и других террористов по одному, увеличивая тем самым их численность, нужно было сосредоточиться на главном источнике проблем: ваххабитское/салафитское образование и распространение нетерпимых верований, по которым шииты, езиды и христиане – отклонение от нормы. Но, повторю, такое решение не может быть принято сборищем бюрократов с описанием должностных обязанностей.

То же самое случилось в 2009 году с банками. Я уже сказал в первой части пролога, что администрация Обамы стала соучастницей бизнеса Боба Рубина. Есть множество свидетельств того, что эти люди боялись раскачивать лодку и перечить своим дружкам.

Представьте, как действовали бы в этой ситуации люди, ставящие на кон шкуру вместо ежегодной «оценки работы», и вы увидите совершенно другой мир.

Далее мы поговорим об ахиллесовой пяте тех, кто свободен, но не так уж и свободен.

Представьте, что вы работаете на корпорацию, которая наносит (пока что) невидимый ущерб обществу, скрывая канцерогенное свойство продукта, убивающее тысячи людей, – просто этот эффект еще не заметен. Вы можете предупредить общественность, но, конечно, потеряете работу. Есть риск, что коварные ученые компании опровергнут ваши слова, и вы будете унижены еще сильнее. Вы знаете, как пострадал от шестерок фирмы Monsanto французский ученый Жиль-Эрик Сералини, который, пока не выиграл дело о клевете, жил в полной научной опале – урон его репутации был таким, что он с тем же успехом мог стать прокаженным. Вы в курсе, что одни новости сменяются другими – и вас могут просто проигнорировать. Вам известны истории разоблачителей: даже если в конце концов все будет хорошо, корпоративные шестерки будут шуметь так, что правда выйдет наружу не сразу. В промежутке вы будете нести потери. Вас очернят так, что надеяться найти другую работу не стоит.