Когда Людмила Никандровна забрала мать в столицу, то перестала присылать Витьку деньги. Тот, не получив пятого числа перевод, к чему уже успел привыкнуть, позвонил сестре и спросил, с чего вдруг задержан обязательный денежный транш.

– Так я же забрала маму, – ответила, обалдев от такой наглости, Людмила Никандровна.

– Ну и что? – искренне не понял Витек. – Тебе жалко, что ли? Обеднеешь? А мне что делать? На что жить?

– В смысле? Я же отправляла деньги на мать, а не тебе на жизнь. – Людмила Никандровна все еще пыталась держать себя в руках.

– Какая разница? Мне нужны мои деньги! – потребовал Витек. – Ты там со своих психов гребешь лопатой, а я тут корячусь на заказах.

– Витя, я не пришлю тебе деньги.

– Вот ведь стерва, – процедил Витек, прежде чем положить трубку.

Еще где-то в течение полугода брат звонил пятого числа и требовал перевод. Несколько раз они сильно ругались. Убедить Виктора, что он взрослый мужчина и должен сам зарабатывать на жизнь, а она не обязана высылать ему пособие, к которому он привык, Людмила Никандровна оказалась не в силах. Обвинения в том, что он тратил деньги не на мать, а на себя, Виктор не принимал. Он был свято уверен в том, что старшая сестра ему должна, раз она богатая. Рассуждал пошло и банально – ей деньги на голову падают, так что должна делиться. Да и что за работа такая – мозги вправлять? Вот ему каждая копейка потом и кровью достается.

– Я тебе еще в детстве твердила, что умственный труд оплачивается выше физического. Ты не хотел учиться, – на автомате в сотый раз повторяла Людмила Никандровна.

Брат давил на жалость, рассказывал про подрастающих детей – «твоих родных племяшек, между прочим», которым нужны одежда, обувь и все остальное. Людмила Никандровна напоминала, что на каждый день рождения, все праздники присылает племянникам и деньги, и подарки. Так что ее совесть чиста.

Витек, видимо, понял, что сестру не переломить, и больше вообще не звонил. Даже не интересовался, как себя чувствует мать. Не говоря уже о том, что ни разу за все время не спросил, как там поживает его родная племянница. А о существовании Марьяши он вообще, кажется, не помнил. Когда девочка родилась, Людмила Никандровна позвонила брату в порыве чувств и поздравила:

– Ты стал двоюродным дедом!

– Ты че, совсем с дуба рухнула? Какой я дед? – ответил Витя и положил трубку.

Людмила Никандровна тогда удивилась подобной реакции. Но связала это с кризисом среднего возраста, который у мужчин может наступить в тридцать лет и никогда не закончиться. Но позже выяснилась причина, оказавшаяся, как всегда, банальной и пошлой. Лариска, позвонив Людмиле Никандровне с поздравлениями, сообщила, что Витек, так сказать, не всегда теперь может. Вот и бесится. Да еще и Людмила Никандровна сообщила, что он дедом стал. У него крышу-то и снесло на этой почве. Мало того, что импотент, так еще и дед. В запой ушел от расстройства.

Людмила Никандровна переключилась на заботы о матери – старалась сделать так, чтобы той было хорошо. Надеялась, что прабабушка прикипит к правнучке, но та осталась равнодушной. Маленькая Марьяша ее раздражала, что было заметно. Настю бабушка вроде как любила, но как любят собак или кошек люди, которые не имеют их в собственном доме. Любовь на расстоянии. Погладить и пойти дальше. Почесать за ухом и побыстрее сбросить с колен. А потом, счищая шерсть с брюк или пальто, радоваться, что дома нет ни собачки, ни птички, ни рыбок.